Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Борис, что ты здесь делаешь? – раздраженно проговорил Председатель. – Ты не должен вмешиваться в мои дела, таково условие договора…
– Договор расторгнут! Я и так слишком долго смотрел сквозь пальцы на твои развлечения! Но ты уже перешел всякие границы!
– Вы – Борис Карлов, здешний управляющий? – обратилась я к лысому. – У меня для вас бумага! – и я протянула ему копию свидетельства о собственности, которую прятала за пазухой.
– Я ждал вас, – проговорил Борис, просмотрев бумагу. – Можете в любое удобное для вас время проверить финансовые документы, принять мой отчет и вступить в права собственности…
– Поговорим об этом завтра. А пока вызовите кого-нибудь, чтобы погасить это. А то этот ненормальный спалит весь клуб.
– Что?! – Председатель переводил взгляд с меня на Бориса. – О чем это вы? Что ты с ней разговариваешь? Она пустое место, ноль, даже меньше чем ноль…
– Она – новая хозяйка клуба и теперь будет принимать все решения!
– И первым делом я позабочусь, чтобы вся эта козлиная шатия-братия вылетела отсюда с концами!
– Да ты не понимаешь, с кем связалась… – заверещал бывший Председатель. – Мама сотрет тебя в порошок!
Я промолчала.
Председатель схватил телефон, трясущимися руками набрал номер, поднес телефон к уху. Он ждал, ждал, но так и не дождался ответа. Потом снял маску. Под ней оказалось одутловатое, землисто-серое лицо с маленькими тусклыми глазками и дегенеративным подбородком. Немудрено, что он предпочитает скрывать лицо!
Неожиданно я поняла мотивы действий этого человека. Тайный ритуал, которым он руководил, внушал ему ощущение собственной значительности. А его мать, жестокая ко всем остальным, души не чаяла в сыне и готова была поддерживать любые, самые безумные его занятия…
Трясущимися губами Председатель проговорил:
– Мама не отвечает!
– Неудивительно, – произнесла я. – И еще лет десять не ответит. Условно-досрочное освобождение ей не грозит. Так что будь хорошим сыном, собери маме передачку. Впрочем, мне все равно.
Председатель – любимый сынок Черной Вдовы – с ненавистью взглянул на меня, но наткнулся на мой презрительный взгляд и оглядел остальных.
Впрочем, как я уже говорила, его козлобородые подручные исчезли по дороге в святилище, сбежали, как крысы с тонущего корабля, тем самым подтвердив мои слова, и в зале, кроме бывшего Председателя, остались только я, Борис Карлов с охранниками и Вадим, который удивленно хлопал глазами, пытаясь осознать происшедшие перемены.
На него-то сынок Вдовы и решил выплеснуть свой гнев.
– Это ты! – заорал он. – Это все ты!
– При чем тут я?
– При том! Это ты ее привел! – «Сынок» схватил Вадима за плечи, принялся трясти его, как грушу, а потом толкнул с такой силой, что Вадим отлетел на помост, где пылал костер. Он завизжал от страха и боли и попытался выскочить из огня, но горящие поленья обрушились на него, он упал на колени, и тут же его охватили языки пламени.
Вадим издал душераздирающий вопль, с трудом выкатился на пол, вскочил на ноги и заметался, как живой факел. Одежда на нем горела, лицо и руки почернели. Крик невыносимой боли захлебнулся и перешел в бессильный хрип и надрывный кашель.
Борис Карлов что-то приказал своим спутникам, они ненадолго исчезли и вернулись с двумя огнетушителями. Они с трудом затушили пылающую поленницу, погасили горящую одежду Вадима. Карлов с трудом дозвонился до «Скорой».
Вадим сидел на полу и скулил от боли и унижения.
Лицо его было обезображено, местами оно почернело и покрылось огромными волдырями.
Нехорошо злорадствовать, но я все же не удержалась от мысли, что с такой внешностью он никогда больше не сможет заманивать наивных девушек в лапы безумных извращенцев.
– Ребята тут все закончат, пройдемте ко мне в кабинет!
Мы прошли по коридорам, поднялись на лифте, миновали общий зал, который потихоньку пустел.
– Это правильно, – сказала я, – клуб закрывается.
– Насовсем? – поинтересовался Борис. – Вы будете его продавать?
Я прислушалась к себе и поняла, что мне не хочется продавать клуб. Выгоню всех этих козлов, если сами не разбегутся, выясню, кто там химичит с коктейлями, и тоже всех выгоню, музыку надо поменять и нанять артистов, чтобы программа была хорошая. Тут Лилиана поможет, у нее связи.
Бориса Карлова пока управляющим оставлю, у него опыт. И охранника Артура тоже, уж больно хорошо он всякую шантрапу у дверей отсекает.
Сниму приличную квартиру, а комнату Зойке оставлю, пускай она своего Ивана Федоровича в любое время принимает.
А как разберусь немного с делами, съезжу к тетке. Поговорим с ней по-хорошему, все выясним, расскажу ей, что узнала. Помогу, если нужно. К себе позову погостить. Все-таки она единственная меня вырастила, а могла бы в детдом сдать, раз мать родная бросила.
У кабинета Бориса сидел Стасик и тер сонные глаза. На меня он посмотрел виновато.
– Ладно уж, не скажу Реуту, как ты прокололся, – усмехнулась я, – иди к машине, я сейчас буду. А с вами, Борис, завтра, все завтра, на свежую голову.
– Как скажете…
В машине я почувствовала на груди ладанку и задумалась, что же с ней делать. Пульхерия вроде бы мне ее подарила, но она плохо соображает, и если вещь ценная и принадлежала ее семье много лет, то нужно ладанку отдать.
Как странно, раньше я и подумать не могла, чтобы расстаться с ней, а теперь хочу отдать. Вернее, не хочу, но так надо.
Я тихонько открыла дверь своим ключом, поскольку была глубокая ночь и все в квартире спали. Каково же было мое удивление, когда я увидела в коридоре свет и навстречу мне выскочила заплаканная Зойка.
– Ой, Жанка! Где тебя носит?
– Да что еще стряслось? Мишка бузит?
– Бабулька у нас померла, – всхлипнула Зойка, – как-то так в одночасье. Вышла днем на кухню, я ей супцу налила, а она – спасибо, Анечка, поем после. И пошла к себе с тарелкой. А потом часа через два сунулась я к ней за посудой, а она лежит на диване, ручки сложила и не дыышит… И суп нетронутый!
– Ну ладно, что ж ты так ревешь-то… Она старая была…
– А все равно жалко! Полдня транспорта ждали, только недавно ее увезли!
Мне самой было жалко. Все же мы с Пульхерией Львовной за последнее время подружились. Кроме того, меня мучил вопрос: что же теперь делать с ладанкой? Кому ее отдать? Я не должна больше ее держать у себя, это я знала точно.
Так ничего и не придумав, я легла спать. И не видела никаких снов.
Утром я проснулась рано.
Квартира спала, и я решила, что самое время побывать в ванной. По коридору я шла, стараясь не шуметь, а то еще кто-нибудь из соседей встанет, и увидела, что дверь в комнату Пульхерии Львовны открыта. А ведь вчера она была опечатана, Зойка сказала, что участковый приходил и все сделал. Ну надо же, не иначе Мишка-алкаш решил чем-нибудь поживиться. Ну это ему даром не пройдет!