Словом, старичье раздражало Агриппу.

Но… существовал в этом деле некий штрих, некая деталь, из-за которой он сам подряжался вести эти экскурсии, хотя и мог свалить их на любого из сотрудников своего бюро «Тропой Завета». На грядущих выборах Агриппа Соколов собирался возглавить собственный избирательный список. Старики были потенциальными и послушными избирателями. В конце экскурсии, горячо его благодаря, они, как правило, доверительно интересовались – за какую, по его мнению, партию стоит подать свои весомые голоса. Поэтому стариков надо было водить, ублажать, выслушивать их невежественные комментарии и терпеть их советскую ментальность.

Агриппа был грациозным немолодым человеком, одновременно напоминавшим композитора Скрябина (мушкетерская бородка, усы) и жилистого петуха. Он бежал (скорее, это был не бег, а все-таки спортивная ходьба) по улочке поднебесного Цфата, время от времени резко тормозя, поворачиваясь лицом к группе и вскидывая ладони, как дирижер перед хором. Тогда он особенно смахивал на композитора Скрябина, дирижирующего хором ветеранов Великой Отечественной.

– А сейчас, перед тем как спуститься вниз и осмотреть синагогу великого кабалиста рава Ицхака Лурии, я покажу вам самую узкую и самую крутую улицу в мире. Пожалуйста, не толпитесь и загляните вот сюда.

Пенсионеры кинулись смотреть по направлению руки дирижера, толпясь и наступая друг другу на ноги. Но они ничего не увидели, кроме щели между старыми каменными домами, щели, сантиметров в шестьдесят шириной. Дома вдоль нее уходили круто вниз, громоздясь чуть ли не друг на друге, и в сумраке глухой тени круто вниз вели отполированные подошвами каменные ступени. В ослепительной небесной вертикали просвета виднелась синяя от леса гора Мерон.

– Эта, на первый взгляд ничем не примечательная, улочка, которую и улицей-то назвать невозможно, носит самое громкое в мире имя.

Агриппа сделал паузу, вытянув шею и грозно собирая взглядом в кучку разбредающихся старперов. Так петух, вытянув шею, созывает кур.

– Улица Машиаха! – торжественно объявил он.

– А кто это? Революционер? – раздалось в горной тишине.

– Можно сказать и так, – неожиданно согласился Агриппа. Он был хорошим экскурсоводом.

– «Машиах» на древнееврейском означает «Мессия». А поскольку со времен римской оккупации Иудеи, и особенно после разрушения Титом второго Храма, в еврейском народе жила надежда на восстановление государственности под управлением царя, Помазанника Божия (а слово «Машиах» и означает не что иное, как «Помазанник»), то время от времени, в самые тяжелые моменты истории, народные массы выдвигали из своей среды очередного претендента на царский престол. Он должен был происходить из династии царя Давида, как сказано в Пророках – «из дома Давида». Во времена римской оккупации это неизменно означало очередное восстание, такое, например, как знаменитое восстание Бар-Кохбы. Известно, что великий мудрец, сам рабби Акива, признал Бар-Кохбу Машиахом. Правда, восстание было подавлено, и римляне, как известно, подвергли рабби Акиву ужасной казни: они содрали с него, живого, кожу. Железными крючьями.

– Какой кошмар! – выдохнули в группе.

– Да, малоприятно, – бодро согласился Агриппа, – всех рядовых участников восстания римляне казнили своей излюбленной казнью: распятием на кресте. А поскольку в те времена восстания вспыхивали приблизительно раз в полгода, то, соответственно, десятки тысяч евреев ежегодно корчились на крестах.

– Как Иисус Христос? – понятливо уточнил кто-то из ветеранов.

– Совершенно верно, – подхватил Агриппа, – кстати, многие современные ученые, историки и археологи полагают, что Иешуа возглавил очередное восстание против римлян, претендуя, разумеется, на царский престол. Да, он называл себя Машиахом, и даже, по некоторым косвенным приметам, помазание его состоялось на Масличной горе – в евангелиях она названа горой Елеонской. Елей – это масло.

– Но ведь он, это… – послышалось в маленькой дружной толпочке, – он ведь этот… Бох!

– Кто – Бог? – ледяным тоном переспросил ведущий экскурсовод Израиля, глава экскурсионного бюро «Тропой Завета». Он вытянул шею, пытаясь определить – кто из старых козлов это ляпнул. И сейчас особенно стал похож на петуха, бойцовского петуха, раззадоренного накануне боя. – Кто это вам Бог? Может, вам Рамакришна – Бог? Зевс какой-нибудь или Астарта вам еще – Бог?

Тут может сложиться об Агриппе ложное впечатление. Нет, он был гибким человеком и, как всякий еврей, разделял парнасу и несгибаемые принципы истинной веры. Он профессионально вел экскурсии для христианских паломников, и хоть никогда не называл Иисуса Христом, то есть Машиахом, – все же грамотно и пунктуально пересказывал все события христианской версии этой смутной истории, корректно произносил названия святых мест в христианской их транскрипции (звучащей для еврейского уха довольно бессмысленно) и, прямо скажем, неплохо зарабатывал на всей истории христианства. (Например, наладил в Назарете бойкую торговлю изображениями Богородицы. В маленьком душном цехе бок о бок трудились над серией многострадальных ликов арабы-христиане и репатрианты из России – кто Строгановку позаканчивал, кто Суриковский, кто Мухинку… Агриппа убеждал паломников, что изображение Марии следует приобретать именно в Назарете. Так как здесь ее лучше помнят.)

Но разве сейчас перед ним стояли «новые русские»? Нет, совсем наоборот – это были старые евреи, советская ветошь, выброшенная из страны безнравственной властью без пенсий и сбережений (их жалких пенсий и жалких сбережений). И сейчас он собирался вломить им как следует за все: за то, что не знают своей истории и своей великой религии, отстегнувшей от себя всем сестрам по серьгам. За их Великую Отечественную, в которой они участвовали, за все войны Израиля, в которых они НЕ участвовали, за то, что не приехали сюда ни в сорок восьмом, ни в шестидесятых, ни в семьдесят третьем. За то, что приперлись сюда сейчас – амбициозная рухлядь, – на пенсии, квартирные и бесплатные экскурсии. За то, что не покупают бриллианты в лавках. За то, что весело жрут благотворительные комплексные обеды. За то, что у половины из них – детишки свалили в Канаду. За то, что…

Но тут он перехватил из толпы стариканов некий насмешливый взгляд. Эта, почтенного возраста, но моложавая дама, в отличие от других, слушала его очень внимательно, задавала толковые вопросы, а в Акко даже поправила его относительно одной даты, связанной с походом Наполеона.

Это была вообще-то Зямина мать, историк по образованию, кандидат наук, специалист по античной истории и истории Средних веков. И сейчас она довольно насмешливо выглядывала из-за старперов, посылая Агриппе остужающий взгляд.

– И почему же эта щель называется улицей Машиаха? – спросила она громко, поверх седых и лысых голов.

И Агриппа перевел дух.

– Потому, – ответил он спокойно, – что, согласно устной традиции, Машиах верхом на белой ослице, не бывшей еще под седлом, спустится с горы Мерон – видите ее в просвете? – и как раз по этой улице поднимется сюда, чтобы затем, через гору Меггидо, на которой и должна произойти будущая битва сынов Света с сынами Тьмы (так называемый «Армагеддон»), взять курс на Иерушалаим, пересечь Иудейскую пустыню и войти в город через Золотые ворота.