— Значит, с Чернышом мы земляки: я — с Лефортово.

— С Лефортово? — переспросил Черных. — С какого… — начал он, но тут же хихикнул: — Фу, только теперь до меня дошло! Ты что, по политике?

— Ага, — серьезно кивнул Савелий. — Политика пришиб! К счастью, не сразу окачурился, а через сутки, в больнице. Могли бы и по «мокрому» пустить!

— Повезло, что и говорить! Пришили бы сто вторую на всю пятнашку и гуляй, Вася! — покачал головой Рыжий.

— А мне и так четырнадцать корячилось, да все решили… — Он вдруг громко пропел: — Мани, мани, мани! Вы наполните кармани!

— Слушай, у тебя классный голос! — восторженно воскликнул Блондин.

— Может, сбацаешь что? — А заказывай! — Ты Высоцкого про баньку знаешь? — Протопи ты мне баньку по-белому! — прохрипел очень похоже на Высоцкого Савелий. — Эту, что ли?

— Сбацай, а? — взмолился Блондин. — Жаль, гитары нет… — протянул Савелий со вздохом.

— Как это нет? — взревел Черныш, и его как ветром сдуло.

Блондин с Рыжим переглянулись и прыснули. Савелий неудоменно пожал плечами, не понимая причины их неожиданного веселья.

— Ты чуть-чуть опередил нас! — пояснил Рыжий. — У его кента гитара есть, но Черныш такой ленивый, что заставить его сбегать — большая проблема. Но ты его зацепил, вот он и ринулся.

— Теперь понятно! — улыбнулся Савелий. — А говорил, нету! — с гордостью вскинув гитару над головой, воскликнул Черныш. Вбежав в комнату, он почему-то оставил дверь открытой.

Взяв гитару в руки, Савелий с огромным удовольствием пробежался по струнам. Как давно он не держал в руках гитару! Его охватило волнение, как влюбленного школьника. Он вдруг забыл, что находится в колонии, что рядом с ним сидят совершенно незнакомые ему парни. Савелий окунулся в далекое прошлое, когда с ним рядом была милая, удивительная женщина по имени Варя. Струны стонали, взрывались счастливым хохотом, а порой рыдали в голос.

Парни сидели раскрыв рты, завороженно затаив дыхание. У Блондина стекала по щеке слеза, медленно, как бы стыдливо, но глаза его светились, наполненные нежностью и добротой. Все настолько ушли в себя, что не заметили, как в дверях показались люди. Они не решались войти, чтобы ненароком не прервать это волшебство.

Неожиданно по лицу Савелия пробежала еле заметная тень, он оборвал мелодию, резко вырвал из гитары аккорд, и комнату заполнила песня:

— Протопи ты мне баньку… Когда Савелий закончил петь, несколько минут стояла мертвая тишина, которую прервал скрипучий голос: — Ну, паря, уважил так уважил! Савелий повернулся и увидел перед собой плотного мужика лет шестидесяти. Его глаза тоже были на мокром месте.

— Я ж эту песню одним из первых слышал в его исполнении! — продолжил мужик. — На приисках это было… Я тогда у Туманова горбатился. Умный мужик, между прочим… Володя там много насочинял! — Он тяжело вздохнул. — Такого мужика замучили, бляди! Э-эх! — Он взмахнул рукой, словно кого-то ударил по горлу ребром ладони. — Сколько слушал, как бацают под Высоцкого, ни разу не слышал, чтобы так, как ты! Закроешь глаза и видишь Володю? Спасибо, уважил. Бешеный!

— Он протянул руку. — Бурый!

Савелий молча пожал ему руку, немного смущаясь от похвалы мужика со странной кличкой Бурый. И тот, словно подслушав его мысли, пояснил:

— Меня так стали кликать потому, что я в свое время бурильщиком пахал. А о тебе мне рассказал Фомич: навещал я его сегодня. Привет передавал. Я ж ему сказал, что тебя к нам определили. Много эабашлял?

— Нормально! — Савелий пожал плечами. — Да я не к тому! Не сорвали ли больше, чем надо?

— Нет-нет, я знал сколько… — задумчиво сказал Савелий, в который раз поражаясь тому, как четко и быстро работает «радио» в колонии.

— А-а, Бесик? — догадливо улыбнулся Бурый. — Может, ко мне зайдем? «Купеческого» погоням с конфетками, а?

— С удовольствием, но позднее: мне постель прибрать нужно… — Савелий кивнул на свернутый в рулон матрас.

— За это не волнуйся! — подмигнул Бурый, затем повернулся к Рыжему: — Будешь с него пылинки сдувать!

— Понял! — кивнул тот и сразу же бросился раскладывать матрас Савелия. Тот попытался возразить, но Рыжий тихо сказал:

— Разреши, Бешеный… Пойми, это мне в кайф! — В его глазах было столько мольбы, что Савелий махнул рукой и пошел вслед за Бурым. Позднее, когда он с Рыжим остались один на один, тот ему рассказал, что он у Бурого в полной власти — проигрался в карты. Бурый мог его и «опустить», но не стал этого делать, сказав, что Рыжий будет просто отрабатывать свой долг, и это вполне справедливо.

Савелий согласился на приглашение Бурого без особого желания. С большим удовольствием он бы отдохнул, но понял, что от приглашения такого человека лучше не отказываться, чтобы не наживать врага.

Комната, где жил Бурый, почти ничем не отличалась от той, куда поселили Савелия, разве только небольшим телевизором, стоящим на тумбочке, сделанной, вероятно, по личному заказу, более дорогим одеялом на кровати Бурого, да и самих кроватей было не пять, а четыре.

Они остались вдвоем. Савелию повезло: Бурый почти ничего не спрашивал, а с увлечением рассказывал о себе. Вскоре в дверь постучали, и Бурый бросил: — Входи, Рыжий!

Это действительно оказался Рыжий. Он принес небольшой фарфоровый чайник.

— Как и просил. Бурый, отличный купеческий «чайковский»! — с уважением проговорил Рыжий. — Еще что-нибудь?

— Надеюсь, не такой крепкий, как раньше? А то снова сердце прихватит. — Нет-нет, точно по твоему рецепту! — Смотри! Ладно, свободен. Возьми! — Бурый взял с тумбочки пару шоколадных конфет и протянул Рыжему.

— Спасибо! — Рыжий чуть замешкался, не зная, брать или нет.

— Бери-бери, это от меня! — с явным намеком сказал тот, и только после этого Рыжий взял конфеты и тут же вышел.

— Какие-то тайны, тайны… — заметил Савелий, желая услышать пояснения, но Бурый словно ничего не заметил, весело потер ладошками, деловито разлил кипяток по стаканам и сказал:

— Представляешь, пару недель назад так прихватило, что пришлось даже в больничке поваляться! Сегодня ходил за «колесами». — Бурый взглянул на собеседника, словно жалея, что сказал лишнее.

Однако Савелию и так все было ясно. Он прекрасно понял, что в больничку Бурый ходил не для того, чтобы навестить своего старого приятеля Фомича, а по собственной нужде. Но он сделал вид, что не обратил на это внимания.

— Да, с сердцем шутки плохи, — кивнул Савелий и тут же участливо добавил: — Может, не стоит тебе его пить?

— Не беспокойся, это все равно что лекарство. Вот, попробуй! Думаю, что и на воле ты не всегда такой пил. По собственному рецепту заварен — с мятой, смородиновыми листьями и еще кое с чем!

Савелий сделал небольшой глоток и с удовольствием ощутил, как горячий напиток прокатился по горлу. Однако у напитка был странногорьковатый вкус. Савелий сделал еще глоток, взглянул на Бурого. — Это же с коньяком!