Ну да. А убивать научился еще раньше.

Теперь убрать всю натекшую кровь. Промыть брюшную полость.

Колостома, декомпрессионный зонд, дренажи… да, Риттер, да, маги лечат не так, но где взять мага – их тут всех убили. Ладно, если Казимир не подведет, уже послезавтра ты будешь в госпитале.

Считаем салфетки. Все сошлось. Отлично. Теперь зашиваем.

А обеспечить условия, близкие к реанимационным – это легко. До тех пор, пока у Риттера есть чему болеть. До тех пор, пока Падре и Мал изводятся от переживаний. Все будет в порядке.

Все будет.

У раиминов, обороняющих «бункер», было оружие, стреляющее острыми осколками. У тех, кто сидел в засаде, кто ранил Риттера, оружие стреляло шариками, такими же, как в ШМГ. Тир посмотрел и ту и другую модель. Первая была чудовищно примитивна: шрапнельные кассеты заряжались в устройство с пистолетной рукоятью и на большой скорости выбрасывались наружу. На кого бог пошлет. Вторая модель была посложнее, но не намного. У нее был ствол, возможность прицелиться и два режима стрельбы: одиночными и длинной очередью. Очередь выплевывала половину обоймы – десять шариков. Точность почти никакая, зато убойность… Чего раиминам недоставало, так это фантазии и технической сметки. Они упирались в магию. Повезло, значит, что они вообразили, будто магия демонов не берет.

Организовать засаду на Стаю больше не пытались. На входе в тоннель с ловушками обнаружилось два трупа и ни одного живого раимина.

Когда болид Риттера, подталкиваемый сзади машиной Мала, вышел в лабиринт, красивый и сложный энергетический узор «бункера» поплыл, теряя четкость и яркость цветов. Шаграт не соврал. Стоило вынести книгу наружу, и вся система начала приходить в негодность.

Грязь…

Тир передернул плечами. Он любил убивать, но не любил ломать.

Он любил убивать. И он хотел этого. Сейчас, когда снова подержал в руках чужую жизнь, насладился чужой болью, вобрал в себя чужой ужас – он хотел повторить это. Пусть даже посмертный дар придется пропустить мимо, неважно, у него будет боль, у него будет страх, будет непередаваемое ощущение предсмертной, последней дрожи.

«Это бессмысленно, – сказал он себе. – Бессмысленно убивать, если не можешь забрать себе жизнь».

Ну и что?

Впервые в жизни он готов был поступиться здравым смыслом ради удовольствия. Он испугался. Но страх был… этот был тот страх, который приходит после того, как ты нарушишь запрет. А до нарушения, до преступления ты знаешь, что должен бояться, но не можешь себя убедить.

Вот он и – не мог.

Он хотел убивать. Просто так.

Их никто не ждал снаружи. Может быть, раимины решили, что раз на Место Силы напал демон, то он отправится обратно каким-нибудь своим, демоническим способом и уж наверняка не мимо сошедших с ума ловушек.

Хорошо, что не ждали. Потому что Риттер управлять болидом не мог, Тир не мог его надолго оставить, Мал нужен был в качестве второго сопровождающего, а Падре вдвоем с Шагратом, конечно, уничтожили бы какое-то количество врагов, но тех могло оказаться слишком много. Кто знает, сколько людей раимины готовы были положить, чтобы отомстить за разгромленный «бункер».

Высоту набирали медленно: Тир и Мал сжали болид Риттера бортами, Падре подлез снизу. Так и поднимались, аккуратно и не спеша, чтобы обойтись без малейшей тряски.

Шаграт описывал рядом круги, как сторожевая собака, вертел башкой, вертелся вместе с машиной, стараясь смотреть сразу во все стороны. Известное дело: у пилота должно быть восемь глаз, как у паука, и глаза должны быть с обзором на триста шестьдесят градусов – как у стрекозы. А те пилоты, которые таким зрительным аппаратом обделены, вынуждены крутиться, вертеться и ни на миг не терять бдительности.

Тир ухмыльнулся.

Обещанная Эриком защита создавала все новые и новые проблемы. Раимины мстят, не жалея ни сил, ни средств. Они получили еще два повода для мести: уничтожение Места Силы и убийство… Сколько их там было в общей сложности? Восемьдесят шесть внутри, еще десяток – в засаде у болидов и еще два десятка – вторая волна. С теми было просто: перебить на входе в пещеру, и все дела. Итого – сто шестнадцать человек, включая несовершеннолетних. Недурно сработано.

Жуткое это дело – «Перкунасы». Оружия, сравнимого с ними, в Саэти просто нет. Точнее, есть, но магическое. А демонов магия не берет. Зато «Перкунасы» демонов берут за милую душу. Только раимины об этом не знают.

Тир шлиссдарк за скалами почуял, а Шаграт – увидел. Метнулся к Стае, потом – обратно. Ну точно, как пес. Обрадовался, торопит остальных, аж приплясывает.

Шлиссдарк Казимир угнал. Угнал нагло, беспардонно, не приложив к этому почти никаких усилий. Он добрался до Кунгейже на бреющем, прижимаясь к земле, долетел до окраины летного поля. Посадил болид на самый ближний к нему шлиссдарк, дал по затылку вахтенному, выкинул его на землю и увел корабль.

Уже на побережье он обнаружил под капитанским мостиком еще двух членов экипажа.

Те мирно спали в тенечке, на взлет не отреагировали: не кто-нибудь взлетал-то – лейтенант геллетского гвардейского авиаполка, так что шлиссдарк даже не тряхнуло. Но что теперь делать с этой парочкой, Казимир не знал. На всякий случай, он связал пилотов, прикрутил к креслам в пассажирской зоне, как можно дальше друг от друга, и решил, что остальное – проблемы Тира.

А Тир, в свою очередь, полностью поглощенный состоянием Риттера, только рукой махнул:

– Да пусть их.

Пусть так пусть. Обижать пилотов никто не собирался, но и развязывать не стали.

Если я не дойду, если в пути пропаду…

Корней Чуковский

Набрав высоту, Казимир сориентировал шлиссдарк в нужном направлении. Застопорил тумблеры. И отдыхал. Отдыхала вся Стая.

Они славно поработали, они убили много людей, они чуть не потеряли одного из своих. А теперь отсыпались на разложенных креслах, пооборвав отгораживающие эти кресла плотные занавески. Пассажирам во время долгих перелетов нужна иллюзия уединения, а Стае нужен был обзор. Даже во сне.

Казимир не спал – следил за полетом. Тир не спал – присматривал за Риттером.

Солнце село, погасла алая кайма на западе, и теперь шлиссдарк летел в темноте, под звездами. В пустоте. На север. Домой.

Казимир тоже устал, но он был сильнее остальных и меньше нуждался в отдыхе. Через четыре часа его кто-нибудь сменит, тогда можно будет выспаться, а пока – надо терпеть. Следить за небом. Тир вон тоже не спит… хотя он почти никогда не спит. И не устает.

Мал проснулся, когда небо стало розоветь. Еще не утро – ночь, но наверху рассвет наступает раньше. А Казимиру уже и спать не хотелось. Он решил дождаться солнца. Оставил Мала на мостике, а сам пошел вниз, на палубу. Нужно было хоть немного размяться после восьми часов в капитанском кресле.