— Поначалу мне казалось, что он с нами сотрудничает, потому что хочет сориентироваться и понять, какой в этом может быть его интерес. Ведь сотрудничество — это все, что он может предложить. Бог знает почему стремление к сотрудничеству стало в наши дни редким качеством. Или, я думал, он как-то хочет попытаться направлять ваши действия. Мы с таким уже сталкивались. Теперь мне представляется, что ему действительно хочется внести свой вклад в это расследование. Пожалуй, я соглашусь с вами, Эмиль, — может статься, он и впрямь полицейский, которого волнует, чтобы его работа делалась добросовестно.

Санк-Марс одобрительно пробурчал что-то неразборчивое. Он привык к тому, что обычно с ним соглашаются, хотя больше ценил, когда ему пытаются возражать.

— Я слышал, у него самого неплохие связи, его вроде кто-то двигает по службе. Сейчас у нас пока нет времени, ну а потом мне бы хотелось хорошенько разобраться в его подноготной.

— Вы хотите, чтобы я этим занялся?

— Желательно.

— Но ведь у вас такие связи, Эмиль…

— Именно поэтому мне хотелось бы, чтоб этим занялся ты. Я должен знать, все ли тут чисто или за ним есть что-то, что он хотел бы скрыть.

— Хорошо. Я займусь для вас этой грязной работой. Ничего нового для меня в этом нет. — Он не жаловался, он всегда был доволен, когда Санк-Марс доверял ему выполнение ответственных заданий.

Когда они подъехали к берегу озера, Жан-Пьера, водителя снегоуборочного грузовичка, нигде не было видно. Двигатель его машины не работал. Ночь была не из тех, когда приятно немного прогуляться даже чтобы пописать, никто не стал бы далеко отходить от машины.

— Проверь кабину, — сказал напарнику Санк-Марс, — может быть, он заснул.

У него было странное, мрачное предчувствие. В такой холод водители не выключают дизельные двигатели.

Мэтерз выскочил из кабины, побежал по глубокому снегу к напарнику и распахнул дверцу его машины.

— Он без сознания, Эмиль!

— Что?

— Весь затылок у него в крови…

— Жив? — Санк-Марс открыл дверцу со своей стороны.

— Да, слава Богу. Такое впечатление, что его шарахнули по затылку пистолетом или чем-то еще.

— Значит, тот, кто это сделал, ждал, пока мы переправимся на эту сторону, а потом сам переправился обратно.

— Я позвоню, чтобы прислали «скорую помощь», — сказал Мэтерз, устраиваясь на сиденье.

— Давай. Потом сообщи об этом всем на другой стороне. А я пока пойду взгляну на него.

Засунув руки в карманы и нагнув голову, пытаясь хоть как-то укрыться от вьюги, Эмиль Санк-Марс прошел по снегу к грузовичку. Водитель начал приходить в себя. Детектив решил, что в такую погоду он не заметил ничего особенного, и не надеялся получить достоверное описание произошедшего. Он и сам не смог бы толком рассказать о возникшем у него чувстве непонятной необъятной пустоты, в которой гуляли призраки.

* * *

Боль от раны переносить было не так тяжело, как неподвижность, скованность тела ковром.

Руки были плотно прижаты к телу. Когда сознание стало понемногу возвращаться, Люси с ужасом подумала, что вот-вот задохнется, каждый глоток пыльного воздуха казался ей последним. Господи, как больно! Рот заклеен пластырем — ни крикнуть, ни сказать, что она теряет сознание, не было возможности. Оставалось одно — дышать. Только бы не вырвало!

Внизу, где-то в ногах, — свет комнаты. Здесь, в этом конце — воздух. Нельзя не дышать. Ее кто-то поднял, перевернул, пронес в дверь, ковер жестко прогнулся под тяжестью ее тела, когда ее тащили по лестнице. Пару раз ее уронили, удары острой болью отдались в костях. Дышать. Все время дышать. Медленно, чтобы не сорвать дыхание. Господи, какая боль! Без паники. Дышать. Держаться. Медленно. Дышать. Только без паники. О Господи!

Они уронили ее на какую-то твердую поверхность. Пропихнули вперед.

Хлопнула дверца машины. Микроавтобус. Зашелестел движок. Голоса различить было почти невозможно. В ногах — пространство, свет, воздух.

Она снова сказала себе: спокойствие, только спокойствие! Только дышать — и все. Ясно было — если поддаться панике, в себя уже не прийти. Мозги превращались в кашу.

Когда машина выезжала в горку с ее участка, она из-за всех сил старалась не психануть. Слышала и чувствовала, как колеса трамбуют снег на дорожке.

Дышать. Медленно. Только дышать.

Машина остановилась, мужчины громко ругались, она вслушивалась в их невнятные слова. Один винил другого в том, что он в нее выстрелил. Он был взбешен, а двое других говорили, что все запороли. Люси показалось, что они напуганы.

Стреляли в нее, оказывается, по ошибке — хоть это было слабым утешением.

Они долго стояли, потом снова тронулись в путь. Когда через некоторое время опять остановились, мужчины обсуждали нападение на водителя снегоуборочного грузовичка.

— Только не вздумай еще в кого-нибудь выстрелить, — сказал мужской голос.

Люси хотела закричать, предупредить кого-то.

Вернувшись, мужчина сказал, что все прошло шито-крыто.

— Я его вырубил — он даже не заметил.

От него, видимо, отстали, больше мужчины не ругались и дальше ехали в молчании.

Потом они задержались около ворот.

— Ладно, — сказал мужской голос. — Теперь можешь себя потешить, если так балдеешь от выстрелов. Отстрели этот замок к чертовой матери.

Она услышала выстрел и резкий металлический звук, приглушенный порывами ветра. Потом они долго куда-то ехали.

Когда машина остановилась и двигатель смолк, было еще темно. Ноги ее обдало холодным воздухом. Вместо того чтобы развернуть ковер, мужчины взяли ее за лодыжки и просто вытащили из него наружу. Люси Габриель выскользнула оттуда по собственной крови. Там их уже поджидали другие крутые парни, у одного из них за пояс был заткнут нож, у другого — пистолет. Не снимая ей пластыря со рта, они заставили ее пройти с ними по переулку, оставляя кровавые следы, перейти улицу под фонарями и прошагать по снегу, продолжавшему устилать землю, к закрытой двери. Она споткнулась о ступеньку, упала и увидела тянувшийся за ней кровавый след. Девушка по архитектуре догадалась, что они в старом Монреале. Мужчины поставили ее на ноги, провели в широкие двери обшарпанного офисного здания и вместе с ней поднялись по лестнице.

Сердце ее бешено колотилось. Люси все время сглатывала слюну, но в горле все пересохло, она жутко боялась, что ее вырвет.

Девушку привели в большую открытую пустую комнату, где когда-то, похоже, стояло несколько дюжин конторских столов, и приказали остановиться в конце помещения. Упитанный мужчина с выпирающим брюхом, от которого сильно разило перегаром, не вынимая изо рта погасшего окурка сигары, сказал, что он врач и ему нужно осмотреть ее руку. Люси села на стул в небольшой встроенной кухне, он включил кран и промыл ей рану. Пока доктор этим занимался, на руку она не смотрела. Малейшее напряжение вызывало у нее одышку. Врач был небрит, его, по всей видимости, вытащили из постели посреди ночи, и выглядел он так, как будто поднять его подняли, а разбудить забыли. Но с ее рукой он работал очень аккуратно. Внимательно осмотрев рану, доктор мягко сказал, что беда невелика и до свадьбы все заживет. Пальцы у него были короткие и пухлые, под ногтями скопилась грязь. Он уверенно и сноровисто перевязал и перебинтовал ей рану, потом улыбнулся.