– Слушай, не тревожься. Пойди полежи. – Паскаль ложкой махнул в сторону двери. – У тебя еще по крайней мере полчаса до начала работы.

И Жюли, как послушное дитя, поплелась в спальню.

* * *

Констанция до того встревожилась, что не в силах была оставаться в каюте одна и решила присоединиться к своим соседям по столу и пообедать вместе с ними в столовой. Не успела она подойти к столу, как миссис Томас смерила ее внимательным взглядом.

– Здравствуйте, милочка. А мы вчера без вас скучали, – пропела она. – Надеюсь, вы не захворали? Или вы поужинали с другими приятелями?

Милдред Томас из кожи вон лезла, стараясь изобразить «природное» обаяние. Констанция решила ответить ей с такой же любезностью.

– Спасибо за заботу, я чувствую себя намного лучше, – ответила она.

– Мне было так жаль, что вы не пришли! После нашей встречи в салоне красоты вы выглядели так мило!

Мистер Томас обернулся к жене.

– Тихо! – зашипел он. – Я с трудом слышу мистера Квекернака!

Констанция повернулась к мистеру Томасу и дружелюбно ему улыбнулась, благодарная за то, что он прервал ее беседу с Милдред, – на этот раз его грубость пришлась весьма кстати. После замечания мужа миссис Томас совсем умолкла, и мужчины полностью завладели беседой.

Только когда принесли еду, Констанция поняла, что у нее нет ни малейшего аппетита. Подали суп, но она к нему не притронулась, а съела лишь пару крекеров. Она больше не слушала своих надоедливых собеседников и не пыталась – как положено в воспитанном обществе – в паузах вставлять замечания. Мужчины говорили один за другим, без умолку и с таким увлечением, что даже не замечали, как из-за шторма пол в столовой ходил ходуном.

Констанция забавлялась тем, что наблюдала, как мистер Томас, возбуждаясь, брызгал слюной, а голландцы, входя в раж, краснели. Она перевела взгляд на капитана Филдинга. Его лишенная волос розовая кожа напомнила ей о жертвах войны, которых она встречала в Париже.

Как-то раз, когда Констанция сидела в кафе на улице, пила чай и страшно скучала в компании людей, которые, как и сейчас, не обращали на нее никакого внимания, она заметила мужчину – безрукого, со следами такого же, как у капитана Филдинга, ожога. Он вешал на рекламные тумбы афиши. Хотя из-за увечья задача была для него нелегкой, он раскатывал афиши, как обои на стене, без единого пузыря и единой складки. Не прошло и пяти минут после его ухода, как на улицу забрело стадо коз (кто бы мог подумать, что по улицам столицы Франции бродит домашний скот!), и козы тут же принялись жевать афиши. Констанция вспомнила, насколько ее поразило забавное анатомическое строение коз – их разбухшие вымена. Эти вымена, качаясь, свисали почти до земли и придавали козам весьма мужеподобный вид.

Смущенная своими мыслями, Констанция огляделась – убедиться, что ее соседи по столу все еще продолжают беседу. И они действительно беседовали и пили вино. Перед тем как въехать в страну с сухим законом, они, наверное, хотели впрок утолить свою жажду. Одна миссис Томас с тайной улыбкой не сводила с Констанции глаз.

– О чем же вы задумались, милочка? – спросила миссис Томас.

В эту минуту в голове Констанции все перемешалось: Серж Шаброн, козье вымя, афишный столб. Застигнутая врасплох, она подавилась слюной и закашлялась, и кашляла до тех пор, пока один из голландцев не принялся стучать ее по спине, а потом принес ей воды.

– Пейте, пейте, – смущенно бормотал он, а Констанция делала глоток за глотком.

Вся красная, она кивком дала знать соседям по столу, что с ней все в порядке, и они мгновенно возобновили беседу, а Констанция, чтобы избежать разговора с Милдред, стала делать вид, что внимательно их слушает. Мужчины обсуждали превосходные судовые моторы, на которые они ходили смотреть накануне.

– «Париж» выдает около двадцати двух узлов, – сказал капитан Филдинг. – Не сравнить с британским кораблем – старушкой «Мавританией», которую спустили на воду в девятьсот шестом году. Ее рекорд скорости – двадцать восемь узлов – все еще не побит. В те дни паровые турбины, знаете ли, были настоящей революцией.

– А вы бы поспорили насчет этой скорости «Парижа»? – спросил один из голландцев. – Сегодня, правда, для этого не самый лучший день. Жаль, что на корабле нет приличного казино.

– Да, я бы уж сыграл в рулетку. Люблю это занятие, – признался капитан Филдинг, и кожа на месте его ожога покраснела. Он вынул из кармана игровую фишку. – Перед войной я выиграл в Монте-Карло довольно приличную сумму, и теперь эту фишку всюду ношу с собой. Вроде как на счастье.

Констанцию слегка удивило, что капитан Филдинг – этот старый надменный зануда – носит с собой талисман. Неужели капитан верит в его силу? Что и говорить, он пережил войну, и в этом ему, конечно, повезло, но ведь он получил серьезные ранения, и это вряд ли назовешь везением. Но, возможно, остаться в живых – уже само по себе везение?

Констанция задумалась о себе: можно ли счесть ее везучей? Она привлекательная женщина, воспитанная и образованная; у нее три очаровательные дочери и красивый дом. А ее замужество? Везло ли ей в любви? Джордж был, разумеется, надежным, преданным мужем и по большей части весьма учтивым. Взгляд Констанции упал на угловой столик, за которым она прежде видела молодоженов, любителей кроссворда: пренебрегая общепринятыми правилами, они сидели рядом друг с другом, держась за руки, точь-в-точь как Фэйт и Мишель.

Вот Фэйт всегда была везучей, все ей давалось легко. Хотя Констанция была более утонченной, более ответственной и ее больше уважали окружающие, Фэйт была независимой, уверенной в себе и счастливой. Поменялась бы она местами со своей младшей сестрой? Может быть, ей стоит чаще рисковать? Делать ставку на радости жизни? Возможно, чтобы жить полной жизнью, ей следует полагаться на судьбу и совершать безрассудные поступки?

– Можно мне взглянуть на вашу фишку? – неожиданно спросила Констанция, перебивая очередное многословное вступление мистера Томаса.

Все мгновенно умолкли и посмотрели на Констанцию: вдруг вырвавшиеся у нее слова снова приведут к приступу кашля? Мужчины уже перешли к другой теме, но британский офицер, все еще не выпуская фишки из рук, легонько теребил ее пальцами. Капитан протянул фишку Констанции, и беседа – похоже, они обсуждали американский покер – возобновилась без всякого промедления.

Констанция внимательно осмотрела фишку, тоненький перламутровый овал, на обеих сторонах выгравировано «10 франков», и подумала: а может, и ей когда-нибудь повезет?

* * *

Вера, завернувшись в голубую шаль, села в кресло. Ее то знобило, то прошибал пот. Она просматривала один за другим свои рассказы и иллюстрации и думала о Ласло и Йозефе Рихтере. Судя по всему, оба они в своих несчастьях винили ее. Она же, перебирая события своей жизни, утешалась тем, что во всех своих провалах винила только себя. Она, разумеется, порой жаловалась на судьбу, проклинала ее и желала, чтобы все сложилось иначе, но она никогда не перекладывала вину на других. И, Бог свидетель, она тоже испытала в детстве одиночество, и у нее тоже было немало бед.