К маю 1947 года — через несколько недель после этого Гувер давал показания в Комитете конгресса по антиамериканской деятельности — Гарднер прочитал два сообщения, показавшие, что во последние месяцы Второй мировой войны у русских был шпион в министерстве обороны. Москва проникла в сердце военного ведомства. В тот момент генерал Картер У. Кларк — заместитель начальника армейской разведки поделился секретом взлома шифра с Гувером[236].

ФБР начало сотрудничать с армией в Арлингтон-Холле в июле 1947 года. Мередит Гарднер ежедневно работал вместе с талантливым тридцатилетним агентом ФБР Бобом Ламфером, который принес телеграммы, изъятые в Амторге мастерами негласного проникновения в помещения из Бюро. Их работа получила свое кодовое название — «Венона».

«Венона» было названием одного из самых засекреченных видов оружия США в холодной войне — такого засекреченного, что о нем не знали ни президент Трумэн, ни ЦРУ. В тех случаях, когда Гувер посылал разведывательные данные, полученные от «Веноны», своему начальству, они были «причесаны», из них была вымарана секретная информация, и приписывались они «чрезвычайно засекреченному источнику». Гувер распорядился: «Ввиду беспринципных методов работы ЦРУ и некоторых его сомнительных служащих мы должны быть в высшей степени осторожны. Г.»[237].

На протяжении почти пяти лет ФБР пыталось раскрыть глубину советского шпионажа. Бюро не выявило ни одного советского шпиона. Советские разведчики после Второй мировой войны легли на дно, предупрежденные об опасности своими агентами в англо-американском альянсе. Но теперь советские разведчики вновь активизировали свою деятельность в Соединенных Штатах, и ФБР начало улавливать слабые шевеления, подобные затухающим звукам шагов по темной улице. Гувер набрался такого же стоического терпения, какое было у советских разведчиков.

К лету 1948 года «Венона» накопила критическую массу расшифрованных советских кодов и сообщений — это были ключи к двадцатилетней истории советской шпионской сети в Соединенных Штатах. Расследование было на грани получения доказательств международного заговора с целью кражи у США секретов атомного оружия.

«Теперь у нас были десятки полностью расшифрованных сообщений, — вспоминал Ламфер. — Мы были в доме врага»[238].

«Испытание огнем»

На тот момент политическая власть Гарри Трумэна была на своей самой нижней отметке. «Я сейчас прохожу ужасное политическое испытание огнем, — написал Трумэн Уинстону Черчиллю 10 июля 1948 года. — У нас сейчас настали самые тяжелые времена. Вы можете с удовлетворением взирать на свой огромный вклад в ниспровержение нацизма и фашизма в мире. Так называемый «коммунизм» — наша следующая большая проблема. Надеюсь, мы сможем решить ее без «крови и слез», которых нам стоили те две»[239].

Трумэн поставил слово «коммунизм» в кавычки. Гувер писал его жирным шрифтом.

Гувер умел работать под покровом секретности. Теперь он выбрал известность. Точно так же, как однажды он использовал кинофильмы, чтобы завоевать власть и поднять репутацию ФБР во время войны с гангстерами в 1930-х годах, теперь он использовал политиков, газеты и телевидение в войне с коммунизмом. Его стратегия не имела ничего общего с обеспечением правопорядка. Его свидетели были ненадежными; информация, собранная при помощи несанкционированного прослушивания телефонных разговоров и противозаконных электронных устройств, — неприемлемой; прочитанные сообщения советских разведчиков были слишком секретными, чтобы ими делиться.

Но Гувер знал, как использовать разведку в качестве инструмента в политической войне. Он предоставил мощное оружие республиканцам и охотникам за «красными» в конгрессе, которые, в свою очередь, нанесли сокрушительный удар по президенту и демократам.

Он отправил Лу Николса, который руководил отделом ФБР по связям с общественностью и служил связующим звеном между Гувером и конгрессом, на встречу с сотрудниками Комитета по антиамериканской деятельности палаты представителей (HUAC) и Подкомитета по расследованиям сената. Николс принес кипу секретных папок ФБР для служебного пользования. Он назвал конгрессменам и членам комитетов имена двух осведомителей ФБР. Его работа не была тайной в Вашингтоне: специализирующийся на сенсационных разоблачениях журналист по имени Дрю Пирсон вскоре сообщил, что Николс влетал в штаб-квартиру Комитета по антиамериканской деятельности и вылетал из нее, «как оживший воланчик»[240].