litbaza книги онлайнДетективыОкончательная реальность - Вильгельм Зон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 127
Перейти на страницу:

Пантелей, напротив, жил весело. Вернувшись из лагерей, дико, по-турецки, отпраздновал прибавление. Отгуляв, заново покрыл дом, потом прирезал к усадьбе с полдесятины гулевой земли, выстроил новые сараи и амбар под жестью. Кровельщик по хозяйскому заказу вырезал из обрезков пару жестяных петухов, укрепил их на крыше амбара. Веселили они ермаковский баз беспечным своим видом.

Знал ли Пантелей, что не Василисы, а Натальи сын – Абрам. Неизвестно. Да и нет турку разницы, какой жены отпрыск. Так и повелось с тех пор чудное на Дону – жили-были два близнеца-казака с разными отчествами. На левом, покрытом красными на закате песками, берегу, в Антиповской – Харлампий Васильевич Ермаков. На правом, среди деревьев и кустов синей ежевики, в Усть-Хопёрской – Абрам Пантелеевич. Оба поперли в отца: такой же горбатый нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз, острые плиты скул обтянуты коричневой румянеющей кожей. Даже в улыбке было у обоих общее, звероватое, как у Пантелея.

Много историй можно было бы сочинить про похождения близнецов, похожих друг на дружку как две капельки воды. Но Крюков в «Тихом Доне» как будто забыл про Харлампия. Почему? Загадка объясняется просто. Как видно из реконструкции первоначального текста, в первой версии романа Харлампий был, но когда Дон запылал в пламени Гражданской войны, Крюков твердо встал на белую сторону. Не собирался он писать про Харлампиевы блукания. Абрам стал его героем. Абрам, выросший в Усть-Хопёрской и никогда, даже во время короткого, похмельного, периода начала 1918 года, не бывший с красными. Как истинный усть-хопёрец служил он в 3-м Донском казачьем Ермака Тимофеева полку, полку, ставшем основой усть-хопёрского восстания 18-го года.

Вторая попытка реконструкции первоначального текста романа «Тихий Дон»

Крюковская тетрадь № 6, строки 16, 171–204, 916, 924–1001

XI

Февраль 1918 года на исходе. Разгромлен и загажен Новочеркасск. Помутились головы у казаков – трудно стало старикам сдерживать буйную молодежь. Уже почти повсюду Советы сменили атаманов, но свято блюдут усть-хопёрцы старину, чтут порядки и обычаи дедовские: все еще атаман правит станицей, в домах портреты царские, казаки в погонах. Слывет станица в округе «контрреволюционной» и «белогвардейской», но пока еще не решаются красные власти круто расправиться: боятся трогать это «осиное гнездо». Шлет из Усть-Медведицы окружной комиссар, бывший войсковой старшина Филипп Миронов грозные приказы: упразднить атамана и избрать Совет, грозит в случае неповиновения прислать карательный отряд. Мнутся старики, но делать нечего, предложили станичному атаману называться «председателем».

XII

Революция застала казаков в Бессарабии. Залечивая свои раны и отдыхая после боев и славных дел в Восточной Пруссии, Галиции, Карпатах, Полесье и Добрудже, с грустью выслушали они весть об отречении императора, опустили чубатые головы. 3-й казачий по зову атамана Каледина, сохранив полную дисциплину, во всеоружии, во главе с командиром полка, войсковым старшиной Голубинцевым, отправлялся на Дон.

Близко родной край, но надо еще проехать красный Царицын. Медленно эшелон подходит к перрону. Вокзал запружен серой солдатской массой. Голубинцев требует от Военно-революционного комитета дать паровоз для следования дальше. На предложенные вопросы и поставленные условия ответов не дает, напротив, категорически подтверждает свое требование – дать немедленно паровоз для дальнейшего следования, угрожая в случае задержки или отказа эксцессами, которые могут быть крайне печальными для военно-революционного комитета. Уверенность в собственных силах и настойчивость производят впечатление. Путь открыт.

Рождество. Полк в станице Глазуновской. Но дома не все благополучно: большевики нахлынули на Дон. События быстро идут к худшему. В Усть-Медведице сменен окружной атаман и властвует там военный комиссар, изменник и предатель войсковой старшина Миронов. На одном из митингов приезжий из Усть-Медведицкого революционного комитета, чумазый солдат и еще какой-то делегат предлагают полку выбрать нового командира: «Товарищи, выбирайте казака, зачем обязательно офицера, вот мы в Усть-Медведицком комитете хотя и малограмотные, а работаем же, оно, правда, трудновато, но справляемся!»

Несколько казаков хмуро заявляют, что они довольны командиром и нет надобности выбирать нового. «Да, это так, товарищи, – заявляет усть-медведицкий делегат, – может быть, он и хорош, но все же он барин, лучше бы своего, трудового казака».

Наконец, после долгих дебатов и пререканий, не желая, по-видимому, ударить лицом в грязь и показать себя «несознательными», решают «просить командира полка и господ офицеров прибыть на митинг».

Здесь усть-медведицкие делегаты ставят Голубинцеву вопрос: согласен ли он вести полк в Михайловку для борьбы с контрреволюционными бандами? Командир отвечает, что считает войну законченной, а на братоубийственную бойню он полк не поведет.

Казаки довольны. Устали от сражений.

Учитывая общее положение и настроение казаков и имея еще ранее соответствующие инструкции от военного атамана генерала Каледина, Голубинцев сей же час отдает приказ об увольнении всех казаков полка в бессрочный отпуск. С оружием.

XIII

Абрам простился со всеми сердечно. При прощании сказал пророческую фразу: «Погодите, весной еще свидимся». С отцом повстречался, напротив, как-то отчужденно. На другой день перед вечером подъехали они вместе с Пантелеем Прокофьевичем к станице. Абрам с бугра кинул взгляд за Дон. Знакомые квадраты кварталов, церковь, площадь… Кровь кинулась ему в голову, когда напал глазами на родной курень. Воспоминания наводнили Ермакова. С база поднятый колодезный журавль словно кликал, вытянув вверх серую вербовую руку.

– Не щипет глаза? – улыбнулся Пантелей Прокофьевич, оглядываясь, и Абрам, не лукавя и не кривя душой, сознался:

– Щипет… да еще как!..

– Что значит – родина! – удовлетворенно вздохнул отец.

Он правил к площади. Лошади резво бежали с горы, сани шли под раскат, виляя из стороны в сторону. Абрам отгадал отцовский замысел, но все же спросил:

– Ты куда ж правишь? Держи к своему проулку.

Пантелей Прокофьевич, поворачиваясь и ухмыляясь в заиндевевшую бороду, мигнул:

– Тебя на войну провожал рядовым казаком, а выслужился в офицерья. Что ж, аль мне не гордо прокатить сына по станице? Пущай глядят и завидуют. А у меня, брат, сердце маслом обливается!

Приехали. Василиса Ильинична несла на руках внука; ее бегом опередила жена Наталья. Расцвела и похорошела она диковинно. Гладко причесанные черные блестящие волосы, собранные позади в тяжелый узел, оттеняли ее радостно зарумянившееся лицо. Она прижалась к Абраму, несколько раз быстро невпопад коснулась губами его щек, усов и, вырывая из рук Ильиничны сына, протянула Абраму.

– Сын-то какой – погляди! – звенела с горделивой радостью.

– Дай мне моего сына поглядеть! – Ильинична взволнованно отстранила ее.

XIV

1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 127
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?