class="p1">В 1071 году в стольном Киеве объявился волхв, который мутил народ тем, что Днепр потечёт вспять и земли перемешаются так, что вместо России будет Греция, а вместо Греции Россия. Ему верили многие, и паника росла, пока он вдруг не исчез бесследно.

В те же годы в окрестностях голодающего Ростова нашлись ещё кудесники, дела которых были более лютыми. Те почему-то ополчились против женщин. Они проделывали какие-то трюки, которые убеждали свидетелей, что зерно, хлеб и даже рыба припрятаны внутри женских тел, и погублено немало было жён, матерей и сестёр, прежде чем злобный обман этот был остановлен.

Печально окончил свою жизнь кудесник, посеявший упомянутую Е.В. Аничковым смуту в Новгороде. Князь Глеб проявил тут жестокое остроумие своё, которое в момент успокоило волнение.

Подъехавши к волхву, он спросил громко, чтоб слышно было далеко:

— Кудесник, ты похваляешься, что знаешь будущее. Скажи, что будет с тобой сей день?

— Я сотворю великие чудеса…

— Как же ты предрекаешь другим, если своей судьбы не знаешь, — воскликнул князь и секирой своей развалил его надвое. Смущённый народ разошёлся по домам.

В Никоновском летописном своде вслед за этим идёт запись о «звезде превеликой», названной «знамением на западе», сказано об уродливом младенце, уловленном рыбачьим неводом, о солнечном затмении. Летописец берёт на себя роль толкователя этих предвестий:

«Се же проявляше не на добро; по сем бо быша усобицы многы и нашествие поганых на Русьскую землю».

В средние наши века, когда окреплому христианству было уже пять веков, суеверие по-прежнему цвело неистребимым цветом.

Князь Курбский, например, в знаменитых письмах своих винит бабку Ивана Грозного Софью Палеолог в чародействе греческом. Летописи как будто подтверждают это. Бабка Грозного в самом деле по каким-то поводам обращалась к «бабам лихим».

Русский царь Иван III, за которым замужем была «чародеица греческая» Софья Палеолог, сам подпал одно время под сильное влияние «еретиков жидовствующих», подчинялся их толкованиям небесных знамений и чародейству.

У отца Ивана Грозного, московского государя Василия III, при дворе большим влиянием пользовался некто Николай Немчин, обладавший астрологическими познаниями.

Первая жена Василия III обвинена была в колдовстве, которым пыталась укрепить любовь к себе великого князя.

Другая бабка Ивана Грозного Анна Глинская была замешана в чародейских обрядах, которые должны были призвать пожары на Москву. Да и сам грозный царь московский Иван IV, как утверждает тот же Курбский, появился на свет лишь после того, как Василий III и Анна Глинская обратились за помощью к лапландским волхвам.

По письмам князя Курбского к Ивану Грозному чувствуется, что тот хотел бы задеть страшным образом христианское достоинство царя обвинением в чародействе, но у него нет под рукой нужных свидетельств.

Однако такие свидетельства отыскать было бы очень нетрудно. Что и сделал, например, Карамзин:

«…он (Иван Грозный) чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и разрушения, но боролся с нею и не слабел заметно до зимы 1584 года. В сие время явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковью Иоанна Великого и Благовещения. Любопытный царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: вот знамение моей смерти! Тревожимый сею мыслию, он искал, как пишут, астрологов, мнимых волхвов в России и в Лапландии, собрал их до шестидесяти, отвел им дом в Москве, ежедневно посылал любимца своего Вельского толковать с ними о комете и скоро занемог опасно: вся внутренность его начала гнить, а тело пухнуть… Уверяют, что астрологи предсказали ему неминуемую смерть через несколько дней, именно 18 марта, но что Иоанн велел им молчать с угрозою сжечь их всех на костре, если будут нескромны… 17 марта ему стало лучше от действия теплой ванны, так что он велел послу литовскому немедленно ехать из Можайска в столицу, и на другой день (если верить Горсею) сказал Вельскому: “Объяви казнь лжецам астрологам: ныне, по их басням, мне должно умереть, а я чувствую себя гораздо бодрее”. Но день еще не миновал, ответствовали ему астрологи…».

Другим историкам (Валишевскому, например) вся эта история с волхвами кажется настолько подозрительной, что он видит здесь злой умысел против царя. Богдан Вельский якобы ничего не сказал Ивану о дне смерти, а только предупредил от его имени, что если царь не умрёт в этот день, то волхвов пожгут живьём. Это, действительно, очень похоже на неприкрытое подстрекательство. И исходило оно, как будто, от Бориса Годунова. Царь, разумеется, умер в назначенный ему срок.

Есть свидетельства, будто Иван сам догадывался, что болезнь его имеет характер противоестественный, что он отравлен.

Хранится у меня репродукция мало известной картины художника А.Д. Литовченко, которая изображает один из последних эпизодов жизни Ивана Грозного.

Царь показывает английскому послу Джону Горсею свои сокровища. Англичанин оставил довольно подробное описание этого события.

Из этого описания ясно, например, что царь был достаточно сведущим относительно таинственной силы камней. Вот взял он несколько кусочков бирюзы и сказал, оборотясь к Горсею:

— Видишь, как камень этот побледнел в моих руках. Это значит, что отравили меня. Смерть моя пришла…

Ему подали скипетр из волшебной кости единорога. Лекарь, тут случившийся, очертил этой костью круг, посадил в него пауков. Те, что были внутри круга, как запомнил Горсей, сразу же замерли и окоченели, другие разбежались.

— И единорог мне теперь не поможет, — обречённо молвил царь. — Поздно мне уже…

Велел подать себе самые крупные алмазы и стал толковать о них Горсею так:

— Глянь-ко на алмаз сей… Жаль, не ценил я силы его. Он гнев утишает и сластолюбие гасит. Он власть даёт человеку над собою, да и целомудрие даёт… Худо, худо мне. Несите на воздух… В иной раз приидем сюда…

Подверженность суеверию в последний период жизни усугубляла болезненную подозрительность царя, и этим пользовались.

Замечательный полководец царский, победитель крымцев и казанских татар князь Воротынский по доносу раба своего был обвинён в чародействе, подвергнут жесточайшим мучениям и отослан в Белоозеро. Его не довезли туда, он умер по дороге.

Есть повесть той поры с названием «Сказание некоего боголюбивого мужа». В ней описаны чародей и царь. В царе очень нетрудно угадать Ивана Грозного. Чародей имеет на него огромное влияние. Ни дня царь не может прожить без того, чтобы не призвать его к себе на совет. И это, оказывается, очень похоже на правду.

В чародее узнаются черты английского (по другим источникам — голландского) медика Елисея Бомелия, которого современники именуют «волхвом лютым».

В Псковской летописи за 1570 год об этом «докторе» записано так: «Присягой немцы к Иоанну Немчина, лютого Волхва, нарицаемого Елисея,