Спасибо за то, что показывала мне пример мужества и стойкости, когда выздоравливала после нервного срыва. То было ужасное время в твоей жизни, в жизни каждого из нас. Бессонные ночи, страхи и неуверенность, болезненные воспоминания о твоем прошлом. Годы усилий, борьбы, надежд.

Спасибо за то, что не позволяла этим годам себя сломить. Что не оставляла попыток вырасти над собой и воспитать свою волю, несмотря на душевные раны, полученные в детстве. И, хотя я этого не хотел, спасибо за то, что ты изо всех сил старалась оградить меня от собственных страданий на протяжении всего этого времени.

Спасибо за то, что ты все время старалась развиваться как личность, несмотря на то что высоко ценила свое замужество и семью. За твое желание расти и успехи в этом.

Ты помнишь, как снова пошла учиться? Сначала прошла отдельный курс или два, потом, через некоторое время, занялась этим более углубленно и получила степень младшего члена Академии художеств, а потом степень бакалавра и стала готовиться к работе в качестве консультанта. Я так гордился тобой, Энн. Мне бы хотелось, чтобы ты продолжала этим заниматься. Ты была бы замечательным консультантом — сопереживающим и любящим.

Спасибо тебе за наших детей. Спасибо за то, что чистый и прекрасный сосуд твоего тела дал им материальные жизни. Ты знаешь, я ведь помню точное время рождения каждого из них. Луиза — в три часа семь минут пополудни 22 января 1951-го; Ричард — в семь часов две минуты утра 14 октября 1953-го; Мэри — в девять часов четыре минуты вечера 5 июля 1956-го и Йен — в восемь часов семь минут утра 25 февраля 1959-го. Спасибо тебе за радость, испытанную мной, когда я впервые увидел каждого из них, — и за ту радость, которую доставлял мне каждый из них. Спасибо, что учила меня быть внимательным к ним и уважать их индивидуальность. Спасибо за то, что была прекрасным примером для наших дочерей и сыновей, показывая им, какой должна быть жена и мать.

Спасибо за то, что не мешала мне быть самим собой. За то, что принимала меня таким, каким я был, не придумывая себе какой-то другой образ. Спасибо за то, что твое сознание и чувства были так созвучны с моими. За то, что не давала моим возвышенным мыслям унестись далеко от земли, за то, что не была ни лидером, ни подчиненным, а тем и другим, как того требовали обстоятельства. За то, что была женщиной, принимая то, что я мог предложить как мужчина. За то, что всегда помогала мне ощущать себя мужчиной.

Спасибо за то, что была терпима к моим неудачам. За то, что, не ущемляя моего самомнения, не давала ему вырасти сверх разумных границ. За то, что внушала мне представление о том, что я — человеческое существо, у которого есть обязанности. Спасибо за то, что переделывала меня, но всегда незаметно для меня. За то, что помогла мне лучше себя понять. За то, что помогла мне совершить больше с тобой вместе, чем я мог бы один.

Спасибо за то, что поощряла меня обсуждать наши проблемы, в особенности с течением лет. Оттого что мы учились говорить друг с другом, наш брак становился все лучше. Спасибо за то, что помогала мне сочетать идеи с чувствами и полноценно с тобой общаться. Спасибо за симпатию и любовь, за то, что ты была мне не только женой и возлюбленной, но и другом.

Спасибо тебе за твое воображение, которое помогало нам в жизни. За то, что учила меня ценить новые начинания и идеи. За то, что привила мне любовь к риску во всем, начиная с малого.

Спасибо за то, что своими действиями, а не словами показывала мне, как правильно поступать в отношении других людей. За то, что учила меня на своем примере тому, что жертвенность может быть позитивным проявлением любви. Спасибо за то, что дала мне возможность созреть.

Спасибо за твою надежность. За то, что всегда была там, где я в тебе нуждался. Спасибо за твою честность, моральные принципы и сопереживание. Спасибо тебе даже и за наши трудные времена, потому что тогда я учился самосовершенствоваться.

Прости меня за те случаи, когда я обманывал твои ожидания, когда мне не хватало понимания, которого ты заслуживала. Прости, если был недостаточно терпелив и добр. Прости за все случаи, когда я проявлял эгоизм и не видел твоих нужд. Я всегда любил тебя, Энн, но часто разочаровывал. Прости за все это и спасибо тебе за то, что заставляла меня чувствовать себя сильней, чем я был, мудрее, способней. Спасибо, Энн, за то, что скрасила мне жизнь своим чудным присутствием, за то, что привнесла в мое существование частичку своей милосердной души. Спасибо тебе, любовь моя, за все.

Теперь она смотрела на меня с таким страдальческим выражением, что на миг я пожалел о сказанном.

Но это выражение моментально исчезло.

В ее глазах что-то появилось.

Неуловимое и расплывчатое, борющееся за существование. Как пламя свечи на ветру.

Но это определенно было.

Как она старалась. Боже правый, как она старалась, Роберт. На ее лице отражался каждый миг этой борьбы. Что-то в моих словах зажгло в ее сознании крошечный огонек, и теперь она пыталась его сохранить. Не понимая даже, что именно осветило ее жизнь. Не понимая даже, что оно зажглось, а лишь его чувствуя. Осознав что-то. Что-то иное. Нечто, отличающееся от ее жалкого существования.

Я не знал, что делать.

Следовало ли мне говорить дальше, чтобы поддержать пламя? Или хранить молчание, дав ей время самой подбросить топлива в огонь? Я не знал. В этот самый напряженный момент наших отношений я оказался в растерянности.

Так что я ничего не предпринял. Не отрываясь, смотрел в ее лицо. Ее лицо было как у ребенка, силящегося понять некую важную, далеко запрятанную тайну.

«Пытайся», — умолял я мысленно. То было единственное слово, приходившее мне на ум. Пытайся. Думаю, я даже кивал в знак одобрения. Пытайся. Думаю, я улыбался. Пытайся. Я крепко держал ее за руку. Пытайся. Я почувствовал, как мы оба задрожали. Пытайся, Энн. Пытайся. Каждый миг нашей долгой близости — от момента нашей встречи до этого невероятного мига — сейчас достиг кульминации. Пытайся, Энн. Пытайся. Прошу тебя, пытайся. Пламя погасло.

Я видел, как оно умирает. Секунду оно еще теплилось, едва заметное. Потом пропало, и его слабый отблеск исчез из ее сознания. И то, как менялось выражение ее лица — от тревожной надежды до унылого безразличия, — было для меня самым ужасным зрелищем, что я видел с момента своей смерти. — Энн! — закричал я.

Никакого отклика. Ни в словах, ни в выражении лица.

Все мои попытки оказались тщетными. Я молча смотрел на нее; проходили мгновения. Пока для меня не стал очевидным единственный возможный ответ.

Я не могу оставить ее здесь одну. Удивительно, но почему-то самое ужасающее решение из тех, что я принял за все свое существование, привело меня в состояние умиротворения.

Тотчас же меня начали окутывать злые чары этого места.

Теперь остановить это было невозможно. Я чувствовал, как цепенеет моя плоть, ощущал это жуткое, леденящее отвердение всего тела.

Я попытался было побороть это ощущение, но тут на меня накатила волна бессознательного ужаса.