«Сейчас она спросит. И что ответить?»

Мне не хотелось говорить о себе правду из-за слухов. Они были разные. По большей части это были злобные сплетни, которые шли в одной связке с искренне-нелепыми сказками, завязанными на мистике и слепой вере. Меня радовало только одно, что все они имели хождение в высшем свете Петербурга, не расползаясь дальше. Сейчас передо мной стоял вопрос: сопоставит она меня с этими слухами или нет?

Неожиданный разговор у нее дома и последовавший за ним поцелуй перевернули мое мнение о наших отношениях. Пара последующих встреч только подтвердила мои выводы. Светлана странным образом сочетала в себе качества свободной и уравновешенной женщины и девическую незащищенность, но что мне нравилось в ней больше всего, так это полное отсутствие кокетства, которое, честно говоря, раздражало меня в других женщинах. Без сомнения, она мне очень нравилась, но при этом я признавал, что строить семейные отношения был пока не готов. Еще я понял прямо сейчас, что скоро мне придется честно объяснить девушке о моей второй ипостаси, потому, что ее искренняя натура не примет полуправду и может оттолкнуть ее от меня. Мои надежды и сомнения разрушила в одно мгновение пятнадцатилетняя непосредственность:

– Так это вы ангел с железными крыльями?!

Ее прямой вопрос оказался настолько неожиданным и точным, что я замялся с ответом на несколько секунд, что стало невольным подтверждением тому, что к этим слухам я имею самое прямое отношение. Если на лице Светланы смешалось недоумение и удивление, то в глазах Лизы засветилась ликующая радость. Она узрела чудо. Оправдываться не имело смысла, к тому же это вызвало бы кучу ненужных вопросов, поэтому я решил отложить этот разговор на будущее, а сейчас дать понять, что эта тема мне неприятна.

– Я не ангел. У меня нет железных крыльев, – тихо и раздельно сказал я. – Я обычный человек. И, прошу вас, давайте об этом больше не говорить.

Мои слова и мой тон дали сестрам понять, что мне не хочется об этом говорить, наверно, поэтому наш дальнейший разговор оказался скомканным и неловким. Пока радовало только одно, что Светлана понятия не имеет, в отличие от своей младшей сестры, об этих нелепых россказнях. Когда они ушли, я неожиданно подумал, что засиделся в царских советниках и, по-видимому, пришла пора пожить для себя. Попутешествовать по стране, выкопать клад, съездить в Америку… Мои размышления прервал пришедший Пашутин. Он был весел, бодр, румян с мороза.

– Здравствуйте, Сергей Александрович! Как болеем?

– Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, – в тон ему ответил я. – Отлично болеем. Только к чему так официально? Мне звание генерала присвоили?

– Никак нет, господин поручик в отставке. Просто получили мы кое-какие данные по твоему делу.

– Не томи, рассказывай.

– Расскажу. Только с одним условием. Что за девушки тебя посещали? Говорят, одна краше другой. Так что махнем наши истории баш на баш?!

Я покачал головой:

– Охрана называется. Болтуны. Кстати! Ты знаешь, что в газете напечатана заметка о покушении на меня?

– Нет. Кто это у нас такой шустрый оказался?! – Пашутин с удивлением посмотрел на меня. – Погоди! А откуда он узнал о тебе?

– Вот и я о том. Весьма странно. Журналист, который словно случайно оказался на месте преступления и откуда-то знал фамилию и имя человека, на которого было совершено покушение.

– Что за газета?

– Черт! Не спросил у Светланы!

– Значит, одну из девушек зовут Светлана. А вторую?

– Ты бы лучше журналистом интересовался, а не девушками, тем более что вторая тебе в дочери годится. Ей пятнадцать лет недавно стукнуло.

– А-а, так это были сестры Антошины!

– Ты-то откуда про них знаешь?

– Тоже мне тайна! Ладно, раз с девушками все выяснили, насчет журналиста и газеты не сегодня-завтра узнают, я расскажу тебе кое о чем действительно интересном. Покушение на тебя организовал не кто-нибудь, а германская разведка.

Сказал и замолчал, при этом хитро улыбаясь. Знает же, чертяка, что не выдержу и спрошу.

– Миша, считай, что ты меня заинтересовал. Рассказывай.

– Твои неудавшиеся убийцы, оказывается, были в свое время активными боевиками и согласно жандармской картотеке состоят на их учете с 1908 года. Агитация против власти, распространение листовок, сопротивление полиции, незаконное хранение оружия. Неоднократно задерживались, ссылались. Года три тому назад, когда на них пало подозрение в убийстве полицейского стукача, они сумели избежать ареста и скрылись. По некоторым данным, двое уехали за границу, что только сейчас окончательно подтвердилось. Последние два года они жили в Швейцарии.

– Как двое? А шофер?

– Шофера с машиной им уже здесь дали, как и оружие.

– Интересно, что они в Швейцарии делали, без знания языка? Или их партия кормила?

– Всех подробностей не знаю, да они и неинтересны. Пусть их прошлым Мартынов занимается. Кстати, он уже выделил человека, который работает по архивам и их старым связям.

– Не думаю, что в этом направлении надо искать. Они уже три года…

– Может, ты меня все-таки дослушаешь? – и только дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил: – Эти двое бывших дружинников были взяты полицией Берна при налете на банк, а так как при этом был тяжело ранен охранник, то им грозил приличный срок. Спустя неделю к ним в тюрьму пришел один господин и предложил сделку. Они убивают человека, которого им покажут, а за это получают свободу и некоторое денежное вознаграждение. Не раздумывая, они дали свое согласие, а спустя две недели уже были в Питере, где их встретили и определили на квартиру, а на следующий день им показали тебя и твою охрану. Еще через сутки за ними приехала машина, ну, а концовку этой истории ты знаешь лучше меня. Остальное найдешь на этом листе, – с этими словами он протянул мне лист бумаги, сложенный вчетверо. – Читай!

Я развернул его. Это была выписка из допроса. Пробежал глазами текст. Буряков Петр Дмитриевич. Партийное прозвище – Буря. Его напарник, как оказалось, был из рижских немцев. Генрих Швабе. Последние десять лет и до самой смерти он проживал под фамилией и кличкой Никотин. Отличается только ударением. Дмитрий Вальдемарович Никотин. Еще в самом начале своей подпольной деятельности Швабе сменил фамилию, но не из-за конспирации, а из-за того, что подпольщики подозрительно относились к его немецкому происхождению. Именно поэтому он скрывал свое знание немецкого языка. Оба хорошо стреляли, знали взрывное дело. Тот господин, что сделал им предложение, хорошо говорил по-русски. Акцент был практически незаметен, только неправильное ударение в некоторых словах выдавало в нем иностранца. Предположение, что их вербуют немцы, сделал Никотин, когда вернулся после допроса в камеру. Он рассказал Бурякову, что при нем чисто случайно выругался охранник, который водил его на допрос. Причем выругался не просто на немецком языке, а с явным баварским акцентом, который Швабе прекрасно знал, так как его отец сам был родом из Баварии.