– Нельзя так, нельзя! – рассердилась учительница. – Нельзя так грубо переносить литературный пример на жизнь… Нельзя чистые помыслы и поступки героев девятнадцатого века проверять нашими поступками… Другое время… Женщины теперь другие… Им не надо объяснять, что они вправе любить, они знают это сразу… За это уже не надо бороться…

– А за что надо? – спрашивает Лена. – За что надо бороться в наше время? За что боретесь вы сами?

– Как не стыдно на уроке по Чернышевскому – по Чернышевскому! – быть такими циниками, – возмутилась учительница… – Чистейший человек чистейшей души. А тебе, Лена, особенно не к лицу…

– Что ей, собственно, не к лицу? – вступился Митя. – Что она такого сказала? Если не знаете, что ответить, так и признавайтесь. Мы вас поймем. Никто всего не знает.

– Почему я не знаю? – совсем растерялась учительница. – Я знаю… Я знаю, что сейчас многие браки оказываются непрочными. Это во всем мире…

– Почему? – выдохнули они всем классом.

– Тут много разных мнений…

– Скажите свое, – настаивает Лена.

Учительница совсем растерялась, покраснела.

– Я скажу… Потом… Ладно? Мы можем кого-нибудь пригласить. Ленину маму, например… Вы не думайте, я скажу вам и свое мнение… Непременно… Но это на самом деле большая проблема… Может, ваше поколение ее решит…

– Мы решим, – смеется класс. – Мы вообще не женимся, чтобы проблемы не было…

– Женитесь! – сказала учительница. – Куда вы денетесь? И каждый будет решать эту проблему сам, потому что она личная. А порядочность общества будет зависеть от вашей личной порядочности… Вот, собственно, о чем и пекся Чернышевский. Надо быть порядочным в самых малых, самых невидимых другим делах. И тогда будет меньше боли, меньше слез…

– Ну вот, а вы боялись! – засмеялся Митя. – У вас, оказывается, есть свое мнение.

– За что же ты меня его лишить хотел? – покачала головой учительница. – Это с твоей стороны нехорошо!

– Не буду! – оказал Митя. – Буду делать хорошо и не буду плохо!

– Не обращайте на него внимания, – сказала Лена. – Он известный трепач!

Ребята возвращаются после получения паспортов. Многие так их и держат в руках. Погода стоит прекрасная, все расстегнулись, стянули с головы платки, шапки. Зашли в сквер, сдвинули лавки, побросали на землю сумки, расселись, болтают про все сразу.

– Надо идти в ПТУ… Там почет, уважение, да еще и кормежка… Никаких тебе проблем… – сказал кто-то.

Вот уже паспорта аккуратненьким домиком поставлены в центре.

– Теперь совсем другая должна начаться жизнь, – задумчиво сказала Лена.

– Замуж вам все равно еще нельзя, – засмеялся мальчик в очках.

Девчонки возмущенно накинулись на него.

– Ну а что? А что? – защищался тот, что в очках. – Тогда какая такая другая жизнь? Та же самая!

– Можно купить билет на самолет! – резонно пояснил Митя.

– На какие деньги? – воздел руки мальчик в очках.

– Давайте соберем ему деньги на самолет, – предложила Лена. – Пусть улетает подальше!

– Соберите! – сказал мальчик, снял шапочку и пошел по кругу.

– А Нилина даже паспорт не пришла получать! – сказала Лена. – Опять в уборной рыдала.

– Они с отцом мебель делят, – осведомленно пояснила Вера Кузнецова.

– Как это? – не поняла Лена.

Вера посмотрела на нее с превосходством человека понимающего.

– Очень просто… А ты, ребенок, еще не понимаешь? Скоро поймешь…

– Я сейчас же к ней пойду! – сказала Лена, отыскивая свой паспорт и вытаскивая из кучи сумку. – Надо же знать, что с человеком.

– К Нилиной лучше не подходить, – вздохнул кто-то из девчонок. – Такая стала злющая…

– Пока, – бросила ребятам Лена.

– А ты чего не бежишь следом? – спросила хорошенькая Вера, поворачивая к Мите лукавое кокетливое лицо.

Митя загадочно улыбнулся, пожал плечами и подсел к ней поближе.

Лена пришла к Нилиной. Она вошла в квартиру, из которой совсем недавно вынесена половина вещей. Стены еще хранят следы предметов, которых уже нет. Мать Нилиной, измученная, раздраженная женщина, потерянно, бестолково ходит по своей разоренной квартире.

– Так и живем! Тебе половина и мне половина! – объясняет она этот разор Лене. – Мне холодильник, ему – телевизор. Мне шифоньер, ему – диван. А как с половиной жить? Ну как? Я ж на швейной машине радио не послушаю. Зато все по закону, все по справедливости… К матери твоей вот ходила. Посоветуйте, говорю. А она говорит: если есть у вашего бывшего супруга совесть, то он все вам оставит, а если нету, то будет не по совести, а по закону – пополам. Ну, нету у него совести, нету!

– Ему ж тоже надо жить! – тихо говорит вся нахохленная, как замерзший воробей, Нилина. – Он же тоже человек!

– А у него все было! – кричит мать. – Все как есть! Так ему ж этого мало оказалось!

– Мам! Перестань! – просит Нилина.

– Да ладно! – машет рукой мать. – Чего кричу, сама не знаю…

…Лена и Нилина шепчутся в другой комнате.

– Чего пришла? – сурово спрашивает Нилина.

– Ты не пришла получать паспорт… Я подумала…

– А ты не думай, – ответила Нилина. – А то голова лопнет.

Лена как-то неловко засмеялась, не зная, что сказать и как себя вести. Нилина же будто даже наслаждалась смущением Лены.

– Пошли, погуляем? – предложила Лена.

– Ты со мной никогда не гуляла, – ответила Нилина. – Ты меня жалеть пришла… Так вот слушай, Вера Павловна из «Что делать?», себя жалей! Поняла? У тебя и твоей матери тоже может быть – тебе половина и мне половина. Я их видела сегодня.

– Ты о чем? – тихо спросила Лена. – Кого ты видела?

– Это ты отца своего спроси, куда он бегает, а не меня… А меня нечего жалеть! И еще… Хочешь, скажу? Или не надо? Скажу! Раз пришла, а не звали… Твой Митька объяснился в любви Верке Кузнецовой. Я сама записку читала. Верка ему ответила: «А Лена?» А он ей, знаешь, что сказал? Лена уже не считается, Лена – прошла.

– Знаешь, – сказала Лена, – пожалуй, я не пойду с тобой гулять… Я раздумала…

И выбежала из квартиры Нилиной.

На улице Лена в автомате набирает номер телефона.

– Сергея Николаевича, будьте добры!

– Кого? Я вас плохо слышу… – голос Ольги Николаевны. Молча повешена трубка.

Лена вышла из телефонной будки и остановилась, не зная, куда идти. Потом решительно снова шагнула в автомат. Снова набрала тот же номер.

– Алло! – ответила Ольга Николаевна. – Алло!

Лена молчит.