будет готов к замене, я заберу эти два стула домой.

Глаза отца были с красными ободками, а кожа бледной. Вблизи рана выглядела гораздо хуже, и, вероятно, на нее можно было наложить пару швов. Его волосы цвета соли с перцем были в беспорядке, жирные и нуждались в хорошем шампуне.

В то время как мне каким-то образом удалось заснуть в кровати Брайс прошлой ночью, папа выглядел так, будто не сомкнул глаз.

— Я хочу знать, почему. — Я нарушил молчание, желая поговорить первым. Этот визит был не для папы; он не заслуживал того, чтобы руководить шоу. — Я хочу знать, почему ты так поступил с ней.

— Это была ошибка. — Голос отца надломился. — Твоя мать и Амина были подругами. Лучшими подругами.

Брайс напряглась, ее лицо перекосилось в мою сторону. — Ты знал об этом?

Да. Я молчал. Если я расскажу ей об этой дурацкой фотографии в ежегоднике, она разозлится и уйдет. Брайс была нужна мне сегодня. То, что она была здесь, обеспечивало буфер. Я сдержу свой темперамент, если она будет в комнате. Я не могу рисковать тем, что она узнает и оставит меня разбираться с папой в одиночку.

Взгляд отца задержался на мне. Он знал, что я лгу без умысла, но он ни за что не стал бы говорить об этом, если бы знал, что моя белая ложь ничто по сравнению с грехами, которые он совершил.

— Продолжай, — приказал я.

— Мы проводили много времени вместе, втроем. Твоя мама никогда не оставляла Амину без внимания. Она любила Амину.

Эта любовь, очевидно, была односторонней, если ее лучшая подруга спала с ее мужем.

— Я не знал. — Папа повесил голову. — Я не видел этого. Я думаю, может быть, твоя мама видела, и поэтому она начала отдаляться от Амины в выпускном классе. Но я этого не видел.

— Что не видел? — спросил я.

— Амина была влюблена в тебя, — догадалась Брайс.

Папа кивнул. — Она была моим другом. Это все, чем она когда-либо была для меня. Я никогда не любил другую женщину, кроме Крисси.

— Тогда как ты мог трахнуть ее подругу и обрюхатить ее? — Мои кулаки стучали по коленям.

Рука Брайс протянулась через пространство между нашими стульями, накрыв один из моих кулаков. Слава богу, она поехала со мной сегодня. Я уже хотел уйти. Но ее рука крепко держала меня на месте.

— Амина покинула Клифтон Фордж после окончания школы. Я не придал этому значения, когда она и твоя мама перестали общаться на пару лет. Подумал, что они отдалились друг от друга. Но потом Амина позвонила ей одним случайным днем. Приехала в гости и провела выходные в городе. Однажды вечером они пришли на вечеринку в клуб.

— И тогда…

— Нет. — Папа покачал головой. — Не тогда. Амина вернулась в Денвер. Но после той первой поездки она возвращалась каждый год. Всегда летом. Всегда на выходные. Она приходила на вечеринку в клуб, напивалась, заводила знакомства. Вы, мальчики, были маленькими, и клуб уже не был маминой сценой. Да и моей, по правде говоря, тоже. Но Амина была не замужем, поэтому мы не придавали этому значения.

История развивалась, и по моей коже ползли мурашки. Но я держал челюсть на замке.

— У нас с Крисси был тяжелый период. Вы с Ником тогда были мальчиками. Боже мой, мы ссорились. Все время. Каждый день.

— Когда? Я не помню, чтобы вы когда-нибудь ссорились.

— Она скрывала это. — Он провел рукой по волосам. — Она натягивала улыбку, когда вы оба были дома, потому что не хотела, чтобы ты знал. Мы терпели друг друга, а потом ссорились, когда вы с Ником спали. Ей не нравилось, как идут дела в клубе, мы рисковали, а я скрывал от нее кое-что. Все стало так плохо, что она выгнала меня.

— Но ты всегда жил здесь. — Я бы запомнил, если бы он съехал.

— Тебе было всего восемь. Нику было двенадцать. Мы сказали вам обоим, что я собираюсь бежать. Надолго. И я провел три недели, живя в доме клуба.

Теперь эта поездка мне вспомнилась. Папы никогда раньше не было так долго, и мама грустила. Потому что она скучала по нему. Видимо, было что-то еще.

— Ты пропустил мои гонки на картинге. Я злился на тебя за то, что тебя не было, потому что я выиграл, а ты не видел, как я это сделал. — Я насмехался. — Но ты все это время был в городе.

— Я наблюдал за твоей победой в бинокль с расстояния около ста ярдов.

— Ты солгал нам.

Он кивнул. — Потому что твоя мама попросила меня об этом.

— Ты не можешь ни в чем обвинять ее, — огрызнулся я. — Никогда.

Папа поднял руку. — Я не обвиняю. Это на мне. Все это.

— Значит, пока вы жили в клубном доме, Амина приезжала к вам в гости, — сказала Брайс.

— Да. У нас была вечеринка. Мы напились и накурились. Все было смутно, но я отвел ее в постель. На следующее утро я проснулся и понял, что совершил ужасную ошибку. Сказал ей то же самое. Она начала плакать и призналась, что влюблена в меня. Амина ненавидела себя за это. Она тоже любила Крисси.

Кого, блядь, волновала Амина? Она не могла любить отца. Он не был ее любовью. И уж точно она не любила маму, если та трахалась с мужем своей подруги. Впервые я не мог найти в себе силы пожалеть о том, что Амину зарезали.

И я никогда не прощу папу за то, что он так поступил с мамой.

— Я ненавижу тебя за это.

Папа выпустил сухой смешок. — Сынок, я ненавижу себя уже двадцать шесть лет.

— А мама? Она тоже тебя ненавидела? Потому что ты приходил домой. Ты казался счастливым. Или это все чушь?

— Я вернулся. Встал на колени и умолял твою маму позволить мне вернуться домой.

— Она простила тебя? — Мои глаза выпучились. — Не может быть.

Лицо отца побледнело, а глаза наполнились слезами.

— Ты никогда не говорил ей, — прошептала Брайс. — Она никогда не знала.

— Она никогда не знала. — Его голос был хриплым. Густым. — Мы с Аминой оба обещали держать это в тайне. Она знала, что это раздавит Крисси, поэтому уехала домой в Денвер и не вернулась. Меня это гложило. Я наконец-то решил, признаться. Признаться. Но потом…

— Ее убили. — Мой голос был плоским и безжизненным, как тело моей матери, одиноко лежащее в могиле.

— Я подвел твою мать всеми возможными способами. — По его лицу скатилась слеза. — Я