Леди Харриет пригласила меня к себе в Фремлинг на чай. Я села в гостиной, где моя величественная хозяйка восседала во главе покрытого кружевной скатертью стола, на котором стоял серебряный поднос с серебряным чайником, тонко нарезанными сандвичами и фруктовым кексом.

Прислуживающая за столом горничная подала мне чашку с чаем, налитую для леди Харриет. Пока горничная оставалась в гостиной, разговор был сдержанным, но я знала, что меня пригласили не просто выпить чаю.

Она рассказывала мне о Лавинии и о том, как та весело проводит время в Индии.

— Светская жизнь должна быть там очень интересной, — продолжала она. — Там так много людей из Компании. Я думаю, что местные жители нам очень благодарны. Ведь так и должно быть. Неблагодарность — это то, что я не выношу. У графа все хорошо, и молодые безумно счастливы, особенно после рождения маленькой Луизы. Боже мой! Трудно представить себе Лавинию… матерью!

Я мрачно улыбнулась про себя. Лавиния была матерью намного дольше, чем думала леди Харриет.

Она говорила о маленькой Луизе и о том, что они когда-нибудь, наконец, вернутся домой. Должно еще пройти какое-то время, но ребенок не может все свое детство провести в Индии.

Я сидела, соглашаясь со всеми ее словами так же послушно, как это делал бы Колин Брейди.

Когда мы закончили пить чай и поднос унесли, леди Харриет сказала:

— Я немного обеспокоена положением дел в пасторском доме.

Я слегка подняла брови, как бы спрашивая, почему.

Она милостиво улыбнулась мне.

— Я всегда следила за тобой, моя дорогая, с тех самых пор, как умерла твоя мать. Это было так печально. Такой покинутый ребенок. А твой отец… я очень люблю его, но он витает в облаках… слегка. Для большинства мужчин забота о ребенке — трудная задача… а для него особенно. Поэтому я приглядывала за тобой.

Я никогда не чувствовала ее внимания и была этому даже рада, но на самом деле я, конечно, не могла в это поверить.

— Моя дорогая, твой отец очень плох.

— Боюсь, что так, — подтвердила я.

— Пришло время взглянуть правде в лицо… как бы это ни было больно. Здоровье твоего отца ухудшается. Мистеру Брейди следует принять все дела полностью на себя. Он превосходный молодой человек и пользуется моей полной поддержкой. Он питает к тебе очень теплые чувства. Если вы с ним поженитесь, это будет утешением для меня и таким счастливым разрешением проблем, которые неизбежно возникнут перед тобой. Как дочь пастора, ты знаешь наши обычаи…

Я почувствовала возмущение тем, как распорядились моим будущим.

С некоторой долей высокомерия я ответила:

— Леди Харриет, у меня нет желания выходить замуж. — И хотела добавить: «И уж во всяком случае потому, что это послужило бы облегчением для вас».

Она улыбнулась мне снисходительно, как капризному ребенку.

— Дорогая, пойми, твой отец немолод. Ты стала уже невестой. Я говорила по этому поводу с мистером Брейди..

Я могла это представить, так же как и его ответ: «Да, леди Харриет. Если вы считаете, что я должен жениться на Друзилле, я, конечно, так и сделаю».

Я рассердилась, во мне проснулось все мое упрямство.

— Леди Харриет, — начала я, но шум за дверью спас меня от того, чтобы дать выход моему гневу, а это, по всей видимости, означало бы, что я навсегда буду изгнана из Фремлинга.

Я услышала, как кто-то говорил:

— Нет… нет, леди Харриет там.

Леди Харриет быстро поднялась и бросилась к двери. Она распахнула ее и отступила, так как там стояла фигура с растрепанными волосами, которую я сразу же узнала. Ее волосы в беспорядке свисали по плечам, на ней. была широкая ночная рубашка, ее ноги были босы.

— Что это значит? — возмутилась леди Харриет. Женщина, которую я помнила как Айшу, торопливо выступила вперед, и моя память вернула меня к тому времени, когда я впервые увидела мисс Люси, рассказавшую мне о веере из павлиньих перьев.

— Я хотела бы говорить с ней, — громко вскричала Люси. — Она здесь… Ах…

Неуверенно приближаясь, она смотрела на меня. Айша тянула ее назад.

— Мисс Люси, пойдемте в вашу комнату. Так будет лучше. — Я помнила этот монотонный голос, много лет тому назад поразивший меня.

Мисс Люси сказала:

— Я хочу поговорить с ней… Я должна ей кое-что сказать.

Леди Харриет волновалась:

— Уведите мисс Люси обратно в ее спальню. Как это могло произойти? Я же распорядилась, чтобы ее держали в апартаментах, что совершенно необходимо для ее же благополучия.

Я встала, и бедная ненормальная женщина уставилась на меня. Затем она как-то нежно улыбнулась.

— Я хочу… я хочу… — начала она.

Айша прошептала:

— Да, да, позже… Посмотрим, посмотрим…

Айша нежно взяла ее за руку и увела прочь; уходя, она обернулась и беспомощно посмотрела на меня. Леди Харриет была в высшей мере расстроена.

— Не могу не думать о случившемся. Она так плоха. Я делаю все возможное, заботясь о ней, а они позволяют ей спускаться…

Было очевидно, что эта сцена потрясла ее так же, как и меня. Ее мысли оторвались от меня и моих дел. То, что происходило непосредственно в Фремлинге, имело для нее гораздо большее значение.

— Итак, моя дорогая, — сказала она, отпуская меня, — подумай об этом… и пойми, что это самый лучший выход из положения.

Я была рада уйти и в задумчивости пошла домой.

Двумя днями позже Колин Брейди попросил моей руки.

Я прогуливалась. Я с удовольствием ездила бы верхом, но своей лошади у меня не было, и хотя Фабиан давно дал мне разрешение пользоваться конюшней Фремлинга, я не могла заставить себя принять его предложение, так как не желала попадаться на глаза леди Харриет.

Я возвращалась домой после прогулки и, сокращая путь, пошла через церковный двор, когда увидела выходившего из церкви Колина.

— Ах, Друзилла, — воскликнул он. — Я хочу сказать вам пару слов.

Я догадалась, что за этим последует.

Я спокойно посмотрела на него. Он, безусловно, был некрасивым. Однако лицо сияло добродетелью; он принадлежал к тому типу мужчин, кто всю жизнь шел по пути справедливости; он не наживал себе врагов за исключением тех, кто завидовал его добродетельности; он приносил утешение больным и слабым; он обладал чувством «вымученного» юмора; и многие женщины жаждали бы провести жизнь в заботе о нем. Брак с ним — это было самое большее, на что могла бы надеяться дочь нуждающегося пастора.

Я не знаю, на что я надеялась, но чувствовала, что предстану перед миром скорее одна, чем с кем-то, кому так или иначе прикажут жениться на мне.