Архангельской флотской роты. Объяснить сей парадоксальный факт Аракчеев не мог, да и не хотел, ибо сие выходило за пределы его компетенции. А поскольку время пожимало, он оформил три комплекта документов и прибыл на доклад к вице-адмиралу Баженову.

Войдя в кабинет начальника Главного гидрографического управления, после приглашения присел и выложил перед собой три папки разной толщины. Первую, в которой находился отчёт предназначенный к отправке в Главный морской штаб Роман Иванович просмотрел особенно тщательно. Бумаги были приготовлены блестяще, в полном соответствии с регламентами и инструкциями с педантизмом, коему позавидовали бы даже прусские вояки. В общем, почти как в романе Льва Николаевича: zu diesem Endzwecke ist es nötig… Die erste Kolonne marschiert… die zweite Kolonne marschiert… die dritte Kolonne marschier (для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует, из романа «Война и Мир»). Его превосходительство, не найдя не малейшей зацепки для придирок с удовольствием поставил свою подпись, после чего их можно было отправить на распечатку, так как вот уже с полгода в управлении имелось три экземпляра пишущих машинок конструкции Ремингтона. Кстати, появления столь полезной и дефицитной техники стала возможной благодаря инициативе Великого князя Александра Михайловича, который даже после перевода в Москву, по-прежнему не забывал о нуждах гидрографов. Следующая папка предназначалась для профессора Доброславина и была чуточку потолще, помимо текста изобиловала таблицами и графиками. Роман Иванович просмотрел её с интересом, а заодно как истинный начальник, проконтролировал, так сказать «во избежание» что именно и в каком объёме титулярный советник Аракчеев подготовил для отправки в Военно-Медицинскую Академию. Здесь тоже было всё в порядке. И наконец, с видимым удовольствием, предвкушая удовольствие, вице-адмирал Баженов придвинул к себе, третью, самую толстую папку. С первого же взгляда, он понял принцип, по которому Иван Петрович построил сравнение состояния с обеспечением маяков, то бишь: центр и провинции. Всё шло великолепно до того момента, пока Баженов не добрался до раздела: выводы и предложения. По началу его превосходительство продолжал благожелательно улыбаться, кивать читая фразу за фразой и комментировать прочитанное словами: отменно, молодца, полностью согласен. Чуть больше времени он посвятил предложениям, касательно обеспечения маячной команды огнестрельным оружием.

— Это вы, голубчик прямо-таки в корень зрите. Давно назрела сия проблема, давно, — чуть отодвинув от себя папку начал вице-адмирал. — Ладно, ещё терпимо, когда нужно по зверю или птице отстреляться, а ежели медведь или волки пожалуют? Вот помнится, в прошлом году, с друзьями был на охоте. Егеря медведя в берлоге растревожили, так он вылетел молнией, мы втроём свои двухстволки почти в упор разрядили, еле успокоили топтыгина. А если двуногие звери пожалуют? На Черном море пока спокойно, но на севере кто только не шастает, браконьеры страх потеряли, а еще беглые тати, да иногда и лазутчики захаживают. Моя бы воля, то на каждый маяк я бы по митральезе выделил с командой, но вот штаты не позволяют, так и норовят урезать, сухопутные…

Баженов любил поговорить, особенно если присутствовал благодарный слушатель, но поскольку этот самый слушатель, его подчинённый, а субординацию никто не отменял, он взял себя в руки и вернулся к тексту. И по закону подлости, перевернув очередную страницу начальник Главного гидрографического управления увидел, что на ней чёрным по белому, идеальным почерком предложено тщательно изучить позитивный опыт Святоносского маяка, где один смотритель справляется с работой, на которую, согласно положению, требуется от трёх до шести человек. Сие обстоятельство позволяет значительно уменьшить финансирование, выделяемых на оплату маячной команды. Величина экономии на один маяк составляет в зависимости от его разряда сумму от трёхсот до четырёхсот рублей в год, что в масштабах Российской Империи выливается в величину…

Вице-адмирал Баженов почувствовал, как его бросает то в жар, то в холод. Он и так вёл постоянную войну с чиновниками различного калибра из Министерства Финансов, кои спят и видят, как урезают бездонный и совершенно бесполезный, на их взгляд бюджет Армии и Флота. На их взгляд, лучший флот тот, корабли коего стоят на вечном якоре, с уменьшенными командами, а ещё лучше, лежат на дне. А попади к ним в руки вот этот документ, так не успеешь глазом моргнуть, так он окажется на столе у Сергея Юльевича Витте, которому впору в синагоге работать, ибо так и норовит обрезание сделать. Несмотря на выдержку и самообладание начальника Главного гидрографического управления, эти мысли таким образом отразились на его лице, что титулярный советник Аракчеев почувствовал неладное и всеми фибрами души возжелал оказаться подальше, от явно разгневанного вице-адмирала. И видимо кто-то свыше внял его мольбам, ибо в кабинет практически ворвался дежурный офицер со совами: ваше превосходительство, к зданию Адмиралтейства подъехал Соправитель и Великий князь Александр Михайлович.

[1] Девиз-то был таков: «Без лести предан», но злопыхателям нравилось изменив одну букву, чуть-чуть его подправить.

Глава двадцать четвертая. Идущие по следам

Глава двадцать четвертая

Идущие по следам

Санкт-Петербург

28 октября 1889 года

Как и всегда на Руси, к назначенному сроку ничего готово не было…

(Валентин Пикуль)

Вице-адмирал Баженов

Воспользовавшись поднявшейся неразберихой и тем, что начальству сейчас не до него, Иван Петрович совершил тот маневр, коей по мнению многих именитых полководцев относится к числу наиболее сложных и ретировался из кабинета, сжимая в руках папку с надписью «в Главный морской штаб». В его голове крутилось две мысли. Первая имела вид вопроса: за что? А вторая носила характер мрачного математического прогноза: вероятность получения премии неумолимо стремиться к нулю. Тем временем, вице-адмирал Баженов быстро навёл на своём столе истинный морской порядок и пригласив к себе генерал-майора Пущина, стал ожидать появления высокопоставленного визитёра, тем паче, что его статус значительно повысился: из великих князей прямо в соправители Российской Империи. И вот оба их превосходительств обмениваясь самыми последними слухами, пытаясь найти ответ на вопрос, который так волновал героя романа в стихах «Евгений Онегин»: «Что день грядущий мне готовит?».

А шептались в кулуарах не только Адмиралтейства, но и в Санкт-Петербурге в целом о разном, однако особой популярностью пользовалась особа старшего сына покойного Государя Михаила II. Николай Михайлович, которого многие знали как толкового офицера, имеющего боевой опыт, но при этом тяготившимся военной службой и мечтающего посвятить себя науке. Этакая сухопутная копия своего дядюшки генерал-адмирала Константина Николаевича: образованный либерал и эрудит. Но потом, после недавнего гвардейского бунта в Северной Столице, а затем и злосчастной поездки в Париж, на Всемирную выставку его как подменили. Причём, было немало людей, совершенно серьёзно утверждающих, что факт подмены был на самом деле и в качестве аргументов, апеллировали к якобы имеющемуся