«Как странно, — успела подумать я. — Он меня застрелил. Зачем? А я-то думала, он изобретет что-нибудь особенное. Демоны на это мастера».

Так я совершенно неподвижно лежала целую вечность. Затем попыталась перекатиться на бок. Во рту что-то забулькало. Я услышала шаги. Выстрелы. И яростный вопль Джафримеля. В груди, словно жуткий цветок, медленно распускалась боль.

Опять шаги. Я снова попыталась перевернуться на бок. Не получилось. Новый приступ боли. На губах какие-то пузыри…

«…это же кровь, кровь, я умираю, умираю…»

— О бог мой. О боже. Он ее застрелил, застрелил… — Это голос Джейса, высокий, полный ужаса. — Черт побери, да сделайте что-нибудь!

Хриплое ругательство на чужом языке. Но голос мне знаком. Грудь словно перепиливают пилой.

— …бросай меня! — Это Джафримель. — Не бросай меня, я не хочу в одиночестве бродить по земле! Дыши, черт бы тебя взял, дыши!

Новая боль, которая пронизывает меня до самых костей. Левое плечо словно выдернули из тела, по жилам течет жидкий огонь. Я задыхаюсь. В глазах темнеет. Я чувствую запах цветов, и крови, и мускуса. Это пахнет демоном.

— Ты меня не оставишь! — рычит Джафримель. — Не оставишь!

Я хотела сказать ему, чтобы он догнал Сантино, убил его и спас девочку, но именно в этот миг ко мне подобралась смерть, и схватила меня своими алмазными зубами, и проглотила в тот момент, когда я уже собралась завизжать.

Голос во тьме.

Я стою на мосту, не зная, что делать дальше. Мои ноги босы, я чувствую холодный камень. По пальцам и рукам медленно поднимается знакомый холод.

Мой изумруд ярко вспыхивает, когда мимо меня с воплями проносятся души. Я нахожусь в коконе света, который защищает меня.

Почему я здесь? Я не вызывала душу умершего. Или вызывала? Не помню.

Я смотрю на противоположную сторону моста, противоположную сторону огромного зала. Голубые хрустальные стены тихо поют, шепча слова песни, которые мне понятны. Я чувствую, как оно давит на меня — великое знание тайны смерти, тот материнский язык, из которого некроманты черпают свои заклинания. Мимо проносятся души, свет изумруда меркнет, светящийся кокон сжимается.

Но голос упрашивает, настаивает, требует. Я вижу бога, Его очертания смутно виднеются рядом с поджарой египетской собакой, но рядом с ним находится кто-то еще, его черная тень похожа на чернильное пятно на белой бумаге.

Мои губы произносят имя бога, но я этого не понимаю. Хрустальные стены содрогаются, и на какое-то мгновение я вижу камень, огромный каменный зал. В дальнем его конце на троне сидит король с суровым лицом. Трон выложен сверкающими драгоценными камнями; рядом с королем сидит королева, прекрасная, как сама весна. Я произношу какие-то слова на чужом языке, и меня охватывает отчаяние. Я так хочу понять, что это за язык, я хочу, чтобы бог обнял меня, тогда бы я спрятала лицо у него на груди и он забрал бы у меня всю тяжесть, которая терзает мне душу…

БУМ!

От этого звука я вздрогнула. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем я смогла повернуть голову. Опять тот же звук, словно где-то звучит гонг. От этого резкого звука я прихожу в себя.

БУМ!

Я пытаюсь пошевелиться. Все вокруг какое-то вязкое, словно я плаваю в густом сиропе. Я хочу остаться.

Я хочу остаться мертвой.

БУМ!

Один из призраков остановился и поднял бледную руку. Он не имеет формы, как и все призраки, это белое неясное свечение, но мне кажется, будто я его знаю, я помню это лицо.

БУМ!

«Возвращайся, — говорит он, — возвращайся».

БУМ!

Я открываю рот, чтобы возразить. Светящийся призрак нежно касается моей щеки.

БУМ! БУМ!

«Возвращайся, — говорит Дорин. — Спаси мою дочь. Возвращайся».

БУМБУМ! БУМБУМ!

И тут я понимаю, что это не гонг и не медный колокол. Это стучит мое сердце. Кто-то зовет меня, просит вернуться в мир людей.

Как кружится голова! На руки льется что-то холодное. Голоса.

— Зови ее! Зови! — вопит Эдди, и от звуков его резкого, словно медный колокол, голоса я вздрагиваю.

Я слышу бешеный стук своего сердца. Возвращаться в свое тело очень трудно и мучительно, это даже хуже, чем быть застреленной.

— Данте! — не своим голосом зовет Джафримель.

— Дэнни! Дэнни! — вместе с ним вопит Джейс. Какофония звуков. — Пусти, дай я…

На лицо ложится что-то горячее. Рука.

Гейб прекратила свои песнопения. Я пытаюсь вздохнуть, и грудь заходится от острой режущей боли. Я ранена в грудь.

По мне прокатывается мощная волна энергии, и я вскрикиваю, конвульсивно дернувшись.

— Не бросай меня, — хрипло шепчет Джафримель. — Не бросай меня, Данте.

— Черт возьми, Эдди, — шипит Джейс, — пусти меня, или я тебя убью.

В глаза мне бьет свет. Я чувствую себя, как новорожденный младенец. И так же реагирую, начиная вопить от воздействия энергии, которую на меня направляют демон и некромантка Гейб. Джафримель обнимает меня и прижимает к себе. Я задыхаюсь и продолжаю вопить. Затем мои вопли переходят в рыдания. Я плачу, потому что я ошиблась и потому что была права. Я плачу, ибо смерть не приняла меня и не даровала мне покой. Я плачу, ведь я вернулась в свое измученное тело и снова страдаю.

И я плачу от радости, прижимаясь к груди Джафримеля, такой широкой, крепкой и надежной, и не хочу от нее отрываться.

К тому времени, когда мы вернулись в дом Джейса, я была еще очень слаба, но пришла в себя окончательно.

Все это время Эдди держал Джейса под прицелом пистолета. Гейб, белая как мел, измученная и покрытая кровью (в основном моей) сидела за рулем воздушного авто. Я не стала спрашивать, где они его взяли. Если оно принадлежало Джейсу, то все в порядке, если нет — это не мое дело. Вся троица — Гейб, Эдди и Джейс — выглядела так, словно побывала в молотилке. У Эдди безжизненно свисала левая рука, лицо Джейса было залито кровью, его рубашка превратилась в сплошные лохмотья, а от Гейб, грязной, в изодранной одежде, пахло дымом, кровью и какой-то гадостью.

Джафримель держал меня на руках. Его лицо было напряжено, губы плотно сжаты, глаза сверкали. На щеке запеклась кровь. Сантино выстрелил мне в грудь. Странно, но пальто Джафримеля было совершенно чистым. Время от времени демон поглаживал меня по щеке, бросая взгляды на Джейса.

Я не хотела ничего знать и вместе с тем чувствовала, что скоро все узнаю.