Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я уеду из Англии, — сказал я ей. — Я оставлю свою сестру и дочь и не стану пить их кровь.
Я отвернулся. Леди Мельбурн не пыталась остановить меня. Я пересек комнату и вышел в холл, звук моих шагов эхом раздавался в моей голове. Там я увидел Каролину Лэм. Она ужасно похудела, и, когда я проходил мимо, мне показалось, что ее улыбка напоминает оскал. Она поднялась и последовала за мной.
— Я слышала, вы уезжаете из Англии, — сказала она.
Я не ответил. Она взяла меня за руку.
— Что вы скажете своей жене? — спросила она — Вампир… Я резко обернулся.
— Подслушиваешь в замочную скважину, Каро? — спросил я. — Это может быть опасным. Каро рассмеялась.
— Да, быть может, — сказала она
Выражение ее лица было резким и странным, и, хотя Каро в упор глядела на меня, она не смогла вынести ярости, которая стояла в моих глазах. Она отступила, а я вышел в холл.
— Возьми меня с собой! — внезапно выкрикнула Каро. — Я буду стелить постели для твоих любовниц!
Буду бродить по улицам и добывать жертв для тебя! Прошу тебя, Байрон, пожалуйста!
Она побежала за мной и бросилась к ногам, схватила меня за руку и начала целовать ее.
— Ты падший, мой Байрон, но все же ты ангел. Возьми меня с собой. Пообещай, поклянись. Все ее тело начало трястись как в лихорадке.
— Сердце вампира тверже железа, — пробормотала она, — оно размягчается на огне вожделения, но, остывая, становится холодным и твердым.
Она заглянула мне в лицо и дико расхохоталась.
— Да, холодным и твердым. Холодным, как смерть! Я оттолкнул ее.
— Ты не осмелишься оставить меня! — сказала Каро, в ее голосе не было уверенности. — Такая любовь, такая ненависть, ты не осмелишься!
Я отвернулся и пошел прочь.
— Я прокляну тебя! Прокляну, прокляну, прокляну!
Голос Каро задрожал и затих. Я остановился и посмотрел на нее. Все еще стоя на коленях, Каро содрогалась всем телом, затем припадок прошел, и она смахнула слезы с лица.
— Я прокляну тебя, — повторила она, но уже тише. — Мой милый, моя любовь, я… — Она сделала паузу. — Спасу тебя.
Три недели спустя она посетила Белл, я не знал об этом. Конечно, я не смог уехать. Августа осталась с нами, но кровь Ады — о, кровь Ады была слаще ее крови! Поэтому я остался, и искушение росло во мне. Я знал, что леди Мельбурн была права и я уступлю. Однажды ночью, стоя у кроватки дочери, я чуть было не испробовал ее крови, но Белл помешала мне. Она посмотрела на меня странным взглядом и прижала ребенка к груди. Она сказала мне, что хочет покинуть Лондон, вернуться в деревню и остаться, возможно, на какое-то время в доме своих родителей. Я рассеянно кивнул. И вскоре после этого она уехала. Я сказал ей, что присоединюсь к ней. У экипажа, который должен был увезти ее, она поднесла ко мне дочь, чтобы я мог поцеловать ее. Затем она поцеловала меня, ее поцелуй был таким страстным и долгим, что мне показалось, что она никогда не уедет. Наконец она отпустила меня.
— До свидания, Байрон, — сказала она и села в экипаж; я проводил его взглядом, пока он ехал по Пикадилли.
Я никогда не должен видеть ни ее, ни ребенка.
Несколько недель спустя пришло письмо с требованием о разводе. Тем же утром меня навестил Хобхауз.
— Я полагал, ты знаешь, — сказал он. — Самые невероятные слухи ходят по городу. Говорят, что твоя жена хочет с тобой развестись, и даже хуже.
Я швырнул Хобби письмо. Читая его, он становился все более мрачным. Потом он отдал письмо и взглянул на меня.
— Ты должен уехать за границу, обязательно, — посоветовал он.
— Но зачем? — спросил я. — Неужели эти слухи настолько ужасны?
Хобби помолчал, затем кивнул.
— Скажи мне. Хобхауз улыбнулся.
— Ну, ты знаешь, — пробормотал он, взмахнув рукой. — Супружеская измена, содомия, инцест…
— Что еще?
Хобхауз пристально посмотрел на меня. Он налил вина и протянул мне бокал.
— Эта сука, Каролина Лэм, — признался он наконец, — она всем рассказала… ну, ты сам можешь догадаться…
Я слегка улыбнулся, выпил бокал и затем с яростью разбил его об пол. Хобхауз покачал головой.
— Ты должен уехать за границу, — повторил он. — Пожалуйста, старина, у тебя действительно нет выхода.
Конечно, выхода у меня не было. И все же я не смогу перенести эту разлуку. Чем больше меня проклинали в газетах или освистывали на улицах, тем с большим отчаянием я желал вернуть себе смертность, чтобы отречься от того, что знал обо мне весь свет. Но моя жизнь стала объектом пристального внимания. Каро слишком хорошо сделала свое дело. Однажды ночью я отправился на бал с Августой. Когда мы вошли в зал, собравшиеся, казалось, притихли. Все глаза были обращены на меня, а затем все отвернулись. Ни один человек не подошел к нам. Никто не заговорил с нами. Но я слышал лишь одно слово, шепотом произносимое за нашими спинами: «Вампир». Этой ночью мне казалось, что я слышу его повсюду.
Тогда я понял, что мое изгнание неизбежно. Спустя несколько дней я отправил Августу домой. Несмотря ни на что, она оставалась со мной, и ее любовь никогда не ослабевала. Без нее моя жизнь была бы одинокой. И все же я почувствовал облегчение, когда она уехала, так как теперь был уверен, что никогда не буду пить ее кровь. Я вспомнил о своем желании отправиться в путешествие. Мое отчаяние соединилось со страстным чувством свободы. Весь свет ненавидел меня, ну и пусть, я тоже ненавидел его. Я вспомнил о своих давних замыслах. Я отправлюсь в путешествие, я буду искать! Как предсказала леди Мельбурн, я познаю природу своей сущности. Я приказал изготовить экипаж, такой же, как у Наполеона. В нем была двуспальная кровать, погребок для вин и библиотека. Для погреба я отобрал бутылки мадеры, смешанной с кровью, для библиотеки — книги по науке и оккультизму. Я нанял также врача, молодого человека, который издал несколько сочинений о свойствах крови. В медицинских кругах у него была репутация дилетанта Его знания, я полагал, могут мне пригодиться. Я позволил ему взять пробу моей крови для изучения. Доктора звали Джон Полидори.
Дата отъезда приближалась. Мой дом на Пикадилли опустел. Я бродил по нему, и мои шаги эхом отдавались в пустых коридорах. В детской и в комнате Августы все еще витал легкий и дразнящий аромат крови. Я старался не обращать на него внимание. Теперь я редко выходил — мое лицо и имя были печально известны, но я, как и прежде, был занят делами и общением с друзьями. Кроме того, я завел любовницу. Ее звали Клер, ей было всего семнадцать лет. Я полагаю, она была достаточно мила, но со странностями; она отдалась мне, и я использовал ее, чтобы не думать о большем. Однажды она привела свою сестру.
— Это Мэри, — сказала она.
Ее сестра была такой же милой, но не такой дикой, как Клер. Она мельком взглянула на книги, которые я упаковывал к отъезду, взяла одну из них и прочла название на обложке: «Электричество и принципы жизни».