Пока я таким образом убивал дни и проводил разгульные вечера в Веселом уголке, Туп, стараясь не привлекать внимания публики, выслеживал Уинчелла. Говорили, что Тупу поручили положить конец убийствам. Также было известно, что у него это не очень получается. Масштабы происходящего преувеличивались, подробности сгущались. Общество охватывала истерия, что совершенно неправомерно, так как убийства совершаются каждый день и без всякого проклятия.

Мне кажется, Туп ошибся, когда предложил вознаграждение за поимку Уинчелла, хотя эту мысль подал Покойник. Объявление награды привлекло внимание. В итоге бедный дурак Туп заработал язву. Его приятель Руперт не мог защитить Тупа от всех высокопоставленных болванов, которые считали своим долгом объяснить ему, что ему делать. Сам принц забыл, что мы имеем дело с не совсем обычным преступником.

– Скажите ему. Он меня не слушает, – жаловался Туп.

– Он разуверился в успехе?

– Еще нет. Но почти. Я понимаю, у него тоже трудности, и он не может нам помогать. Мне просто немного неприятно, как он отгораживается от всего, что не хочет слышать.

Я пожал плечами жестом умника. Принц не внушал мне доверия. Туп оправдывал его.

– У него действительно есть враги, Гаррет. Множество людей думают, что в Танфере и так все прекрасно. В основном это те, кто пострадает, если восторжествуют закон и порядок.

– Что-нибудь обязательно восторжествует: либо закон и порядок, либо что-то еще. – Признаки проявлялись все отчетливее. – Я встретил нескольких старых дам, которые призывали уничтожить все пивоварни, винные и водочные заводы.

– Старушки хватили через край.

– Я пытался им это сказать, – проговорил я. – Без пива нет цивилизации. Пиво – источник жизненных сил общества. Они не стали меня слушать.

Туп улыбнулся:

– Фанатики. Что с ними поделать? Мы получаем по пятьдесят жалоб в день на этих религиозных маньяков, последователей Миссиссы, или как их там.

Ухмылка Тупа означала, что он не верит в действительное существование старых дам, о которых я говорил. Однако они существовали. Они стояли кучкой на ступенях Канцелярии, на несколько маршей выше Брешущего Пса, на их место никто не претендовал. Они меня не беспокоили. В разумном обществе их идеи не найдут отклика.

Пока я работал в Канцелярии, я часто виделся с Амато. Брешущий Пес изменился. Прежний пыл исчез. Я поймал его в перерыве между двумя представлениями и сказал ему об этом.

– Что происходит? Что-нибудь стряслось?

– Я боюсь.

Он не стал ходить вокруг да около.

– Боишься? Ты? Брешущий Пес Амато?

– Да. Я. Никто еще не заметил, но заметит. Ты же заметил. Что тогда со мной будет?

– А в чем дело? Что случилось? Может быть, кто-то начал преследовать его по-настоящему.

– Это из-за дочки. Я вдруг стал уязвимым. Когда я ничего о ней не знал, мне было на всех наплевать.

– Тебе ничего не грозит. Вряд ли кто-нибудь знает о ее существовании. Мы неболтливы.

Я принюхался. Что такое? Ага! Амато стал не таким пахучим, как прежде.

– Да. Я тоже так думаю. Я говорю себе: те, кто знает, порядочные люди. Тогда я начинаю бояться ее.

Я поднял бровь.

– Я обошел Веселый уголок. Я понял, что она иногда бывает в заведении этого Гулляра, а то как бы он тебя нанял. Так? – Наверняка все принимали Брешущего Пса за сыщика. – Я там торчал и торчал, и наконец мне показали девушку, которую называют Сас.

– Ну и что?

– Она выглядит неплохо.

– Я тебе так и говорил. О ней заботятся.

– Теперь я о ней знаю, но как я с ней встречусь? Я боюсь этой встречи до смерти. Что бы ты сказал своей малышке, если бы ты не видел ее с тех пор, как она пешком под стол ходила?

Сас тоже придет в ужас. В свое время. Она не знает, что ему известно о ее существовании. Я не мог решить, говорить или не говорить Гулляру. Он страшно разозлится, но я чувствовал, что лучше сказать.

– Я тебя понимаю. Но нельзя поддаваться унынию. Возможно, впереди тебя ждет важная миссия.

– Какая?

– Ты должен пойти в народ. Ходить по барам и открытым кафе.

Городские низы не помышляют о революции. Бедняки слишком заняты работой, думают только, как свести концы с концами.

Амато покачал головой:

– У меня не получится. Это не для меня.

– Как раз для тебя. Достань какую-нибудь новую одежду. Потрать немного времени и изучи сегодняшние настроения масс.

– Зачем?

Он произнес это с легким подозрением. Он все еще не вполне мне доверял.

– Зарождаются новые веяния. Пока они не очень заметны, но, возможно, за ними будущее. Тебе надо об этом знать.

Я подумал, что если он будет говорить о невыдуманных тревогах и безобразиях, то сможет стать настоящим уличным агитатором. Он знает множество людей. Он народный герой. Когда он перестал говорить о самом себе, к нему начали прислушиваться.

Сейчас он все больше рассказывает о воображаемом прошлом, но почему бы ему с такой же страстью не начать говорить о пока что невообразимом будущем?

Мы трепались с Брешущим Псом, и тут меня поймал капитан Туп. Он меньше всего походил на офицера Стражи, хотя и был хорошо одет. Его приспешники тоже сменили полицейскую форму на штатское платье. Одежда стала показателем намерений. Тот, кто сбрасывал красно-синий мундир, собирался работать не за страх, а за совесть. Остальные будут уволены, если только принц Руперт получит власть над городской полицией.

– Как дела? – спросил Туп.

Он даже не взглянул на Амато. Брешущий Пес притворился, что Туп невидимка. Это было хорошо придумано.

– Кое-что я вычитал. Немного. Не все так ясно, как хотелось бы. И от всего этого мало проку. В документах написано: Мы сделали то-то и то-то, но эту женщину убили, другую тоже, мы схватили злодея, повесили его и похоронили его на месте казни – и еще что-нибудь в таком духе. Ни намека на то, как остановить проклятие. В те времена проклятие не переходило от одного негодяя к другому, как сейчас. Проклятию не давали такой возможности. Наверно, заинтересованные люди лучше понимали, о чем идет речь. И само оно не было таким изощренным. И местных волшебников можно было застать в городе. На Стражу не сваливали всю работу. Когда убийства пошли по второму кругу, все поняли, что имеют дело с проклятым человеком, который вскрыл могилу первого убийцы.

И мы оказались такими же сообразительными, как наши предки. Ура!

– И с проклятием ничего не сделали?

– То-то и оно. Преступника повесили и похоронили так, чтобы могилу никто не нашел. Но, увы! Я плохо разбираюсь в колдовстве, но могу поспорить, что это проклятие обладает силой притягивать людей, пока один из них не откликнется на его зов и не примет его на себя. При этом с каждым разом оно становится хитроумнее и сквернее.