«Они не успеют, – сначала прошептала Рита. – Они даже не успеют подняться в воздух, – прошептала она через тридцать секунд. – Они не будут взрывать самолет над городом».

Оцепенев в этом живом кино, Рита краем сознания понимала, что на самом деле она сидит на диване у себя дома, что на стене тикают ходики и играет с шариками от заколки для волос котенок-подросток. Но она слышала все, что пытался передать летчик, его сорванный криком голос звучал в ней сильно, до содрогания от страха и восторга. Восторг накатывал, ей казалось, что еще немного – и она умрет вместе с летчиком, вместе с любопытным мальчиком в ухоженном голландском дворе у длинного каменного дома с красной черепицей. Мальчик смотрел в воющее небо, прикрыв глаза от солнца козырьком ладони, и тоже не почувствовал ничего, кроме удивления и восторга от вида огромной надвигающейся махины. Рита услышала и мальчика в себе, он затаил дыхание и был уверен, что на него опускается космический корабль пришельцев. До последнего мгновения он ждал, что эта огромная воющая махина зависнет над ним, откроется люк… А последнего мгновения не было, его украла смерть, совершенно безболезненная, потому что была быстрей всех мгновений и мгновений мгновений… Раскрошенная черепица сыпалась и сыпалась с неба еще долго после падения самолета.

Риту обнаружила мать. Девочка лежала на диване, тяжело дыша, не откликалась и бессмысленно двигала закатившимися зрачками полузакрытых глаз. Ее ладони были зажаты между ног, врачи «Скорой», с трудом освободив руки Риты, сначала испугались странного пятна, а потом рассмотрели, что это просто игрушка – сплющенная птичка из ярких перьев.

В газетах, естественно, тишина, что и понятно для семьдесят девятого года, но отец вдруг сказал, что председатель исполкома закупает много мяса на поминки.

«Не придет твой летчик свататься», – грустно кивнул он за завтраком вдруг повзрослевшей и замкнувшейся в себе дочери.

«Я знаю», – сказала Рита.

Этот припадок кончился для Маргариты первым посещением психиатра. Пронаблюдав девочку две недели, психиатр – пожилая вздорная женщина – попала в аварию на дороге, а у Риты случился настоящий шизофренический сдвиг. И последующие два года ее лечили сначала в клинике, потом амбулаторно. Врачи бывали разные, профессионалы и люди случайные в психиатрии, но всем вместе им все же удалось убедить девочку, что она не является «смертельно заразной». К этому времени Рита уже поняла, что умирают не все, с которыми она в жизни встречается, а только некоторые, причем многие из этих людей ей совершенно не знакомы. Они приходят, маячат рядом несколько дней и пропадают. Она научилась не разговаривать с ними вслух, если рядом были люди, которые не видели кафаров. Она научилась отличать их от видений. Сначала кафары были очень реальны, некоторые дрались с нею до глубоких царапин и ссадин, которые врачи потом объясняли членовредительством больной девочки. Наступило время, когда Рита поняла, что чучело колибри изменило ее жизнь, и если она не справится с этими изменениями сама, то проведет остаток жизни со справкой об инвалидности или в психушке. Все надежды на профессионализм и опыт врачей иссякли. Последний – доктор наук, милейший старик – посоветовал ей записывать все, что говорят «эти невидимые люди», и Рита добросовестно составила целый сборник рассказов из особенно запомнившихся историй кафаров.

«Очень пессимистично, – проговорил доктор наук. – Для вашего юного возраста слишком много ярких подробностей взрослой жизни. Вот вы тут описываете, как мать постепенно травит своего ребенка. А девочка знает об этом и подкладывает свою еду бабушке. Почему не матери?» – с интересом сверкал стеклышками очков доктор.

«Потому что она любит мать».

«Нелогично, – покачал головой доктор, – как может она ее любить, ведь она знает, что мать собирается ее убить! Здесь у вас ходы не до конца просчитаны. И знаете, ребенку шесть лет, а ее манера разговаривать и поведение словно у взрослого. Поработайте над образом подробнее, вспомните себя в шесть лет!»

«Не могу поработать над образом подробнее, – замкнулась в себе Рита. – Не могу вспомнить себя в шесть лет».

«Ну почему?» – недоумевал доктор.

«Потому что девочка уже умерла. И бабушка умерла. А я в шесть лет жила счастливо, запоминать было нечего».

В двадцать два года Рита уговорила свою единственную подругу поступить в медицинский. Шутя, за бутылкой вина в летний теплый вечер, они подписали договор, по которому подруга обязалась закончить институт и стать практикующим психиатром, а Рита обязалась оплачивать обучение и проживание подруги в Москве. То, что это не шутка, подруга поняла уже на следующее утро. У дверей стояли чемоданы, у подъезда – такси, ошалевшую подругу Рита почти силой отвезла на вокзал. Так, не веря и слабо сопротивляясь, подруга через три месяца обнаружила, что учится на дневном на факультете психиатрии, живет с Ритой в комнате в коммуналке, что на столе всегда есть дорогая еда, что проректор института часто здоровается с нею первый и интересуется успехами в учебе.

– Откуда у тебя такие деньги? – не поняла подруга.

– Я же дочь мясника, помнишь?

На пятом курсе подруга Юля, осмотрев купленную ей однокомнатную квартиру в центре Москвы, наконец спросила, почему Рита все это делает.

– У тебя появился молодой человек, нам вместе жить неудобно, – пожала плечами Рита.

– А вообще – почему?

– Я хочу, чтобы ты поставила мне диагноз. Ты – психиатр, которому я доверяю безоговорочно. Мы выросли рядом, вместе живем уже пять лет, я тебя люблю, ты все обо мне знаешь. Я хочу, чтобы меня лечила ты, если это необходимо. Я не доверяю другим людям.

А через месяц зимней ветреной ночью Рита позвонила подруге.

– Твой мальчик у меня, – сказала она, – сидит на кровати и говорит безостановочно.

Ворвавшаяся в комнату в коммуналке Юля одним взглядом охватила полутемное пространство, очерченную ночником часть кровати и скорчившуюся на ней уставшую, с воспаленными глазами Риту.

– Это шутка?

– Нет. Он здесь.

– Как же ты меня… Минуточку, – подруга достала магнитофон. – У тебя опять бред?

– Что-то вроде этого.

– Ты не волнуйся, я все запишу, а завтра обработаю. Давай-ка измерим пульс, так… Нормально. Поводи за моим пальцем глазами. Вытяни руки вперед. Дрожат.

– У меня всегда дрожат руки, когда я говорю с кафаром.

– Ладно, давай теперь расскажи, что ты видишь и слышишь.

– Он говорит, что вчера вы купили кресло, привезли его к тебе в квартиру, а в кресле между сиденьем и спинкой есть тайник, он его нашел случайно, когда снимал полиэтилен. В тайнике в кожаном мешочке лежит камень, он не знает, что это за камень, решил тебе пока не говорить, хотел сделать сюрприз.

– Отлично. Давай логически свяжем. Почему он теперь это говорит?

– Потому что вы больше не увидитесь. Он думает, что это изумруд, если ты дашь мне его подержать потом, даже не изумруд, а мешочек от него, я смогу точно описать человека, который его туда положил.