Участник штурма вспоминал: «В мелкой траншее хлюпала вода, люди стояли в грязи, с автоматами в руках. Пулеметы были выкачены на позиции. Прямо к окопам подъезжали огромные грузовики — выдвигались на передовую прожекторы. Мы не видели раньше этого оружия на передовой и еще не знали, какая роль предназначалась прожекторам… Полсотни моих гвардейцев сели на танки и таким образом оторвались от батальона. Вдруг засияли прожекторы. На одну-две секунды мы увидели траншею противника, вдали Зееловские высоты. Одновременно ударила артиллерия, впереди все заволокло дымом, в котором видно было только сверкание разрывов»[459].

Вера Чуйкова толком не знала, зачем эти прожекторы: им, солдатам, никто идеи высшего руководства не разъяснял. Вызвали ее взвод и сказали, что будут помогать прожектористкам — и делом, и морально, поскольку прожектористки были совсем молодые девчонки, не видевшие переднего края. Той же работой — помощью прожектористкам из Ярославля — занимался и снайперский взвод Веры Кабернюк.

Началась артподготовка. Снайпер Раиса Серебрякова вспоминала, что ужасный «был грохот, канонада. Невозможно было услышать даже стоящего рядом. Наконец — ракета, сигнал включения прожекторов. Белый луч — сигнал к наступлению — „вертикально взметнулся в небо“ в три часа ночи»[460]. Чудовищная по мощности артподготовка длилась, казалось, бесконечно (два с половиной часа, как вспоминали немцы), но на самом деле всего полчаса.

Как вспоминала позже Вера Кабернюк, многие прожектористки были ранены или убиты, когда немцы открыли по прожекторам огонь из дальнобойных орудий. Снайперы заменили их. Вера и ее товарищи считали, со слов своих командиров, что прожекторы внесли большой вклад в успех наступления[461]. «У немцев поднялась паника, им казалось, что на них наступают огненные валы», — вспоминала Раиса Серебрякова. Однако командир 8-й армии генерал-полковник В. И. Чуйков с меньшим энтузиазмом говорил о результатах применения прожекторов: «Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыли, поднятую над передним краем противника. Даже прожекторы не могли пробить эту завесу…»[462]

В поддержку наступавшей пехоте Жуков послал две танковые армии, но подвижные соединения не смогли оторваться от пехоты. Лишь к исходу 17 апреля 8-я гвардейская армия смогла прорвать оборону Зееловских высот. Участник штурма вспоминал: «Перед траншеей все наши, через 6-10 метров: лежат — лежат наши солдаты и офицеры, павшие на этой высоте»[463]. В боях на подступах к Берлину Красная армия потеряла убитыми и ранеными треть миллиона человек — столько же, сколько американцы потеряли за всю войну.

Но в мемуарах генералы написали об успехе наступления, и один из них — генерал-лейтенант Ф.Я. Лисицын — даже упомянул Веру Кабернюк и ее товарищей, в том числе начавшую вместе с Верой воевать под Великими Луками кавалера нескольких орденов Веру Артамонову, закончившую войну со счетом 89. «На помощь пришли девушки-снайперы — лейтенант Артамонова, сержанты Кабернюк, Попова и Власова, — пишет в своих мемуарах генерал-лейтенант Ф.Я. Лисицын. — Во время атаки нашими войсками первой линии вражеской обороны фашисты открыли по светящимся прожекторам сильный огонь из дальнобойных орудий. Многие прожектористки были ранены или убиты. И все-таки установки продолжали светить. Выбывших из строя тут же заменили девушки-снайперы и выполнили боевую задачу до конца»[464].

Статьи о Вере Кабернюк отмечали, что за спасение машины она получила благодарность в приказе, который подписал лично Сталин (№ 359 от 2 мая 1945 года), а ее маме Анисье Петровне в алтайский поселок Зональное командир части отправил письмо, в котором поздравил с заслугами дочери. Биографы упоминают также, что гвардии младший сержант Вера Кабернюк и ее боевые подруги встретили День Победы у стен Рейхстага.

Это — чистая правда. В боях за Берлин Вера и другие девушки-снайперы из ЦЖШСП не участвовали, солдат было достаточно и без них. Но они были в Берлине сразу после победы и расписались на Рейхстаге. Оставила свою подпись и Вера Кабернюк, дочь расстрелянного в 37-м врага народа, которой полковой смершевец, неплохой парень, еще в 1943-м строго-настрого приказал держать язык за зубами и не высовываться: болтовня или просто шуточка, неосторожное слово, сходившие с рук другим, могли ее погубить. Теперь, стоя у Рейхстага среди победителей, она, вернувшаяся в строй после ранения и контузии, доказавшая всем, что родители воспитали ее настоящей патриоткой, верила, что жизнь, когда она вернется домой, пойдет другая и не надо уже будет бояться собственной тени[465].

В апреле 1945-го 31-я армия была переброшена с 3-го Белорусского на 1-й Украинский фронт, с которым после участия в Берлинской операции была передислоцирована в Чехословакию. Передислоцирована — так принято говорить. На самом деле, доехав сколько можно по железной дороге, дальше шли несколько дней пешим маршем через Карпаты в направлении города Легнице. Шли сначала по ночам, а днем, не разводя костров, отдыхали, питались сухим пайком, так как готовить было нельзя. Потом командование, наверное, все же решило, что прятаться нечего, так что пошли и днем. Армия в огромном перемещении — это десятки тысяч людей в нестройных колоннах, орудия, которые тянут лошади, и обозы, обозы…

Комбат Михаил Денищев погиб 19 апреля, когда армия почти завершила огромный переход. После ночного перехода днем спали в палатке: комбат с ординарцем, Клава и шесть ее подруг-снайперов. Под вечер снова двинулись в путь. Клава рассказала подругам, что видела сон: оторвалась подошва у левого ботинка. Кто-то из девушек сказал: «Это что-то нехорошее». Они все были суеверны — как большинство русских людей, и даже больше — потому что были молодыми девчонками и потому что здесь рисковали жизнью и каждый день видели смерть.

Снайперский взвод шел позади основной массы полка, поднимались в гору. Навстречу ехала танковая колонна. В какой-то момент движение остановилось. Потом снова двинулись, и тут Клаву отыскал ординарец Михаила и сообщил страшную новость. Денищев воевал с 1941 года, выжил, когда подбили его танк, и вернулся в строй после ранения, и вот погиб глупой смертью перед самой победой. Комбат решил ехать на необъезженной лошади, хотя его предупреждал об опасности ординарец. Лошадь, испугавшись танка, встала на дыбы и сбросила его прямо на гусеницы. У него раскололся череп, и Клава, когда прибежала с ординарцем и увидела страшную картину, зарыдала. Подруги пробрались за ней к месту трагедии и утешали как могли. Отставать от полка было нельзя. Тело положили на подводу, Клава как в тумане пошла рядом, за телегой — другие девушки и солдаты.