Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет для меня ничего более грубого по замыслу и более вульгарного по исполнению, чем современные ювелирные изделия. А это можно легко исправить. Надо выделывать что-нибудь лучшее из прекрасного золота, скрытого в глубине ваших гор и рассыпанного по дну ваших рек. Когда я был в Лэдвилле и подумал, что все это сверкающее серебро, поднимающееся из рудников, будет превращено в уродливые доллары, мне стало грустно. Надо, чтобы оно было превращено в нечто более долговечное. Золотые ворота во Флоренции так же прекрасны сегодня, как они были тогда, когда их видел Микеланджело.
Мы должны чаще и больше видеться с рабочими, чем мы это делаем сегодня. Мы не должны довольствоваться тем, чтобы между ними становился купец. Ведь купец ничего не знает о том товаре, который он нам продает, кроме того, что он запрашивает слишком высокую цену. А если бы мы наблюдали рабочего за работой, мы научились бы самому главному — благородству всякой рациональной работы.
Я сказал в своей предыдущей лекции, что искусство создает новое братство среди людей, снабдив их универсальным языком. Я сказал, что под облагораживающим влиянием искусства прекратятся войны. Держась такого взгляда, какое место я могу отвести искусству в деле нашего образования? Если детей вырастить среди прекрасных и красивых предметов, они научатся любить красоту и ненавидеть безобразие прежде, чем будут рассуждать, почему это необходимо. Когда вы входите в дом, где все предметы грубы, вы находите все сломанным, треснувшим, в небрежном состоянии. Никто ни о чем не заботится. Если же все нежно и хрупко, мягкость и осторожность в обращении приобретаются невольно. Когда я был в Сан-Франциско, я часто посещал китайский квартал. Там я наблюдал большого здорового китайца, чернорабочего-землекопа, и видел, как каждый день он пил чай из крошечной чашечки, нежной, как чашечка цветка, в то время как во всех больших отелях Америки, где тысячи долларов были потрачены на огромные позолоченные зеркала и кричащие, пестрые колонны, мне подавали кофе или шоколад в чашках толщиной в дюйм с четвертью. А мне кажется, я заслужил что-нибудь более изящное.
Художественные системы прошлого были придуманы философами, смотревшими на человеческие существа как на препятствия. Они пытались воспитать разум мальчиков еще до того, как он у них появлялся. Насколько полезно было бы в этом раннем возрасте научить детей пользоваться своими руками для рационального служения человечеству. Я бы при каждой школе построил мастерскую и каждый день отводил бы час обучению простому декоративному искусству. Это было бы золотым часом для детей. И вы скоро воспитали бы поколение художественных ремесленников, которые преобразовали бы лицо вашей страны. Я видел только одну такую школу во всех Соединенных Штатах, и это было в Филадельфии, и она основана была моим другом, м-ром Лейландом. Я был там вчера и принес сюда сегодня некоторые вещи, выделанные в этой школе, чтобы показать вам. Вот два диска из чеканной меди: узоры на них прекрасны, выделка проста, и общий эффект вполне удовлетворителен. Это произведение двенадцатилетнего мальчика. А вот деревянный ковш, расписанный тринадцатилетней девочкой. Узор очарователен, а раскраска нежна и красива. А вот кусок дерева с резьбой, выполненный девятилетним мальчиком. В подобных работах дети познают искренность, правдивость в искусстве. Они научаются ненавидеть лгуна в искусстве — человека, который расписывает дерево так, чтобы оно походило на железо, или чтобы железо походило на камень. Это практичная школа морали. Нет лучшего пути научиться любить природу, чем в понимании искусства. Оно облагораживает каждый полевой цветок. И мальчик, видевший, в какой красивый предмет превращается летящая птица, будучи перенесенной на дерево или холст, очень возможно, не бросит в нее традиционного камня. Нам нужно, чтобы к жизни было примешано что-нибудь духовное. Нет ничего настолько низменного, чего искусство не могло бы освятить.
1882
Перевод М.Ф. Ликиардопуло
Ценность искусства в домашнем быту
Лекция, прочитанная студентам Лондонской академии художеств
В лекции, которую я имею честь сегодня прочитать вам, я отнюдь не намерен предложить вам какое-нибудь отвлеченное определение красоты. Ибо мы, работники искусства, не можем принять какую-нибудь теорию красоты взамен самой красоты, и, будучи далеки от желания изолировать ее формулой, взывающей к разуму, мы, наоборот, желаем воплотить ее в какой-нибудь материальной форме, дающей радость душе через посредство чувств. Мы хотим создавать, а не определять ее. Определение должно следовать за творчеством, а не творчество — приспособляться к определению.
Ничего нет опаснее для молодого художника, чем какая-нибудь концепция идеальной красоты: она неукоснительно поведет его или к мелкой красивости, или к безжизненной абстракции; но, чтобы достичь идеала, его не надо лишать безжизненности. Надо находить его в жизни и претворять его в искусстве.
И хотя, с одной стороны, я не имею намерения преподнести вам какую-нибудь философскую теорию искусства, ибо сегодня я хочу заняться исследованием того, как мы можем творить искусство, а не говорить о нем, с другой стороны, я не хочу иметь дело с тем, что относится к истории английского искусства.
Начать с того, что такое выражение, как «английское» искусство, совершенно бессмысленно. Можно с таким же успехом говорить и об английской математике. Искусство — наука о красоте, а математика — наука об истине; нет какой-нибудь национальной школы ни той ни другой из них. Национальная школа — это просто-напросто провинциальная школа. Да и вообще не существует такой вещи, как школа искусства. Есть просто художники, вот и все.
Что же касается истории искусств, она вам будет совершенно бесполезна, конечно, если вы не ищете тщеславного забвения: звания профессора искусств. Вам совершенно ни к чему знать точную дату появления на свет Перуджино или