Но он предпочел не высказывать своего удивления, и не задавать лишних вопросов. Обозначив поклон, в сопровождении молчаливого Бонгани, он направился к выходу.

* * *

Борсхана, а точнее ее столица Хараре, произвела на Быстрова странное впечатление уже в момент посадки самолета. В полете пассажирам показали ознакомительный фильм о «самой развитой стране Африки». На экране плыли десятки блочных пяти- и девятиэтажек. Кварталы не отличались разнообразием, напоминая московские новостройки семидесятых годов но, по крайней мере, показывали, что Борсхана действительно ушла от соломенно-глиняных хижин, подтверждая красноречивый рассказ темнокожего диктора в легком европейском костюме и белой сорочке с галстуком. Но когда лайнер закончил пробег, оказалось, что домов было ровно три, они вплотную примыкали к летному полю, два имели явно нежилой вид. Похоже, что гостям Борсханы прокручивали ленту, действительно отснятую в Москве, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что через несколько минут обман раскроется.

Встречающие отвезли его в Бюро безопасности Борсханы, располагавшееся в комплексе правительственных зданий, которые имели вполне пристойный вид, высокий забор и вымуштрованную охрану. Но по дороге он увидел, что таких зданий единицы. В основном, вдоль ведущей из аэропорта дороги стояли двухэтажные деревянные дома, а за ними проглядывали те самые соломенно-глиняные хижины, которые, якобы, остались в далеком прошлом бурно развивающейся и процветающей страны.

Сейчас впечатления Быстрова укрепились. Когда Бонгани вывел его из Бюро безопасности, было очень жарко, белое солнце раскалило бейсболку и голову под ней, все тело вспотело, и он понял, что потом здесь пахнет ото всех. В машине – старом джипе без верха, с матерчатым тентом, растянутым на четырех металлических штырях, его повезли обедать. За рулем сидел подчиненный Бонгани – Абрафо Траоле, тоже в военной форме, только судя по погонам, меньшего звания, чем его шеф. Да и сложением пожиже. Оба были в черных беретах, чем отличались от многочисленных военных, встречающихся на улицах – те носили зеленые береты. И оба неплохо владели французским.

– В Борсхане живут разные народы, – развернувшись вполоборота, просвещал гостя Бонгани. – Например, фулари более цивилизованные, более развитые, они легко поддаются обучению, а потому не желают жить в джунглях и перебираются в города. Они работают в государственных учреждениях, занимают командные должности в армии и полиции. Кстати, я из фулари…

Бонгани чему-то рассмеялся и свысока посмотрел на водителя.

– А вот мой помощник – из донго. Они на втором месте по уровню развития, где-то рядом с бхуту и тутси, но, конечно, гораздо опережают юка-юка, которые до сих пор практикуют каннибализм. Правда, Абрафо?

Водитель нехотя кивнул. Вряд ли он расценил сравнение с людоедами, как комплимент. Но возражать не осмелился.

Джип остановился на небольшой площади, у невзрачной забегаловки с громким названием «Саванна», стоявшей напротив двух каменных и трех деревянных домов. На веранде несколько человек торопливо ели из глиняных мисок какое-то сильно пахнущее зеленое варево, явно растительного происхождения. Даже проголодавшийся Быстров не был уверен, что оно ему понравится. Но его провели во внутреннее помещение, где несмотря на вращающийся под потолком вентилятор, было невыносимо душно. Здесь посетителей не было, толстый, лоснящийся от пота хозяин с почтением встретил гостя и с трепетом – его спутников.

К удивлению Быстрова, накормили их хорошо: «Боботи» из говяжьего фарша с сухофруктами оказалось очень вкусным, так же, как и апельсиновый кекс «Мскута», который подали с крепким чаем. Бонгани разделил с ним трапезу, а Траоле стоял в стороне, прислонившись к стене и наблюдая за входной дверью, – точно так же, как стоял сам Бонгани в кабинете Афолаби. Советский геолог понял, что здесь действует строгая субординация, нарушать которую чревато серьезными последствиями. И еще он понял, что для них обед приготовили отдельно, вряд ли обычные посетители могут получить здесь что-то подобное. Как гостеприимный хозяин, за едой Бонгани занимал его познавательными рассказами о местной жизни.

– Большая часть населения живет в деревнях, ближайшие начинаются сразу у границы Хараре, жители там пользуются всеми благами цивилизации, они приезжают в город работать или просто выпить пива, – рассказывал он, с аппетитом поедая «боботи». – Они могут учиться в городе, поступать на службу в армию… Далекие деревни не поддерживают связей с цивилизованным миром, у них своя жизнь, дикие, первобытные обычаи… Скажу вам по секрету, кое-где даже еще существует людоедство, хотя мы с этим боремся…

После обеда Бонгани уехал, передав Дмитрия на попечение Траоле, тот поселил его в гостинице «Сова» – одном из деревянных домов, располагающихся напротив, с трудом объяснив на плохом французском, что в шесть часов он зайдет за ним, и в «Саванне» познакомит его с напарником.

Устроившись в маленькой комнате без вентилятора, с узкой скрипящей кроватью, и с трудом приняв вяло текущий душ – единственный на этаже, Дмитрий, как убитый, проспал до начала седьмого. Траоле не было, и он сам отправился на важную встречу. Путь был коротким: перейдя через немощеную площадь, по которой бродили раздраженные бездомные собаки, он оказался у цели.

Смеркалось, над почти полностью заполненной верандой «Саванны» горели несколько лампочек. Посетители курили, пили местное пиво и тростниковую водку, шумно разговаривали и громко смеялись. Черные лица сливались с подступающей темнотой, и вызывали у него какое-то тревожное чувство. Преодолев смутные опасения, под внимательными взглядами завсегдатаев, он сел за свободный столик и тоже заказал пиво.

Между тем на площадь упала густая тропическая ночь. В черном небе горели яркие звезды с незнакомым рисунком созвездий, совсем рядом кричали обезьяны и зловещие ночные птицы – казалось, что джунгли начинаются сразу за деревянными домами. Возможно, так оно и было. Дмитрий понюхал пиво и отодвинул кружку. Собаки грызлись между собой, визжали и громко лаяли. Потом одна начала протяжно выть. Плохая примета…

Напарник появился через десять минут, он вошел так уверенно, будто являлся одним из постоянных посетителей. Высокий, широкоплечий, в пробковом шлеме, полувоенной рубашке цвета хаки навыпуск, широких штанах такого же цвета, заправленных в высокие ботинки, – он был похож на угнетающего свободолюбивые народы Африки, колонизатора с советских карикатур. Только тощий рюкзак портил впечатление – у колонизатора он должен быть под завязку набит долларами.

Траоле для знакомства не понадобился: они легко узнали друг друга – немудрено: двое белых среди десятков африканцев. Подойдя к столику, за которым томился Быстров, он протянул широкую крепкую ладонь:

– Я Антуан Вильре, – и с усмешкой кивнул на кружку. – Надеюсь, эту гадость вы не попробовали? Она делается на протухшей воде, кишащей паразитами.

– Быстров, Дмитрий, – представился геолог.

– Имена можно не запоминать – мы будем работать под псевдонимами, – сказал Антуан, подзывая официанта. – Абиг приказал их придумать, и я придумал.