Завтра экскурсия. Дело, конечно, интересное, одно посещение мавзолея товарища Димитрова чего стоит. Но ты ведь спортсмен, должен тренироваться, верно? Так что, если тебе надо пропустить экскурсию, я не возражаю.

– Спасибо, Виктор Иванович, – благодарно сказал Саша и озабоченно добавил: – Мне там надо еще одну трассу освоить.

– Давай, осваивай, – кивнул старшой. – Опять же "лифт-карта" оплачена… А я помечу в документации, что ты ездил в Софию.

Саша торопливо вернулся в свой номер.

– Сработало? – спросил Сахаров, улыбаясь во весь рот.

– Не то слово! Втянул, как макаронину! Отставной инженерных войск алкаш…

– Стоп! – сказал Сахаров и поднял указательный палец. – Не делай поспешных выводов. Ты думаешь, дело в пузыре?

– А в чем же еще? – хмыкнул Саша.

– Объясню, пожалуйста. – Сахаров открыл две бутылки грейпфрутового "Швепса" и протянул одну Саше. – Когда ты пришел к нему в первый раз – ты вперся с улицы к официальному лицу и хотел, чтобы это лицо поступило с тобой неофициально. А с какой, собственно, стати? У Иваныча есть обязанности, на нем лежит определенная ответственность. А ты с бухты-барахты к нему – ну как я сейчас нарушу общий порядок. Естественно, он тебе отказал. А во второй раз ты совершил неформальный поступок. Ты продемонстрировал ему свою готовность к взаимопониманию. И он сразу пошел тебе навстречу. Поверь, тут дело не в бутылке. Он, конечно, выпьет эту водку, но дело не в ней. Иваныч – хороший мужик, я знаю. Просто ты сейчас дал ему понять, что ты тоже хороший мужик.

– У меня друг есть, – сказал Саша. – Философ, вроде тебя.

– Тебе нужно было отпроситься с экскурсии. Ты принес пузырь, показал свою готовность к неформальному общению, и тебе пошли навстречу, – тоном лектора произнес Сахаров. – Здоровый прагматизм не исключает человеческих отношений.

– А ты, Сахаров, знаток человеческих типажей, – одобрительно сказал Саша.

– Меня вообще-то Сергеем зовут, – спокойно сказал Сахаров и подмигнул Саше.

Саша подмигнул в ответ. "Военно-патриотический сектор" нравился ему все больше и больше.

Когда восторг первых дней прошел, Саша стал замечать, что обслуживающий персонал относится к туристам по-разному. Как говорится, все равны, но есть те, которые равнее.

Ну, во-первых, инвентарь. Саша в первый день не ошибся – советской группе действительно выдали самый дерьмовый. И продолжали выдавать такой же в последующие дни. Наши этого не замечали, им все было в новинку, для них горные лыжи были диковинным агрегатом, А уж какие там надписи на этих агрегатах, какие там железки к ним прикручены – это наших не волновало.

Они под руководством товарища Кралева рыхлили склон, шумно падали и азартно рассказывали за ужином, как съехали сегодня "во-о-от с такой горы!". Мужчины широко расставляли ноги и опасно размахивали палками, дамы с визгом садились на задницу и "пропахивали" вниз, теряя варежки и шарфы. А товарищ Кралев, между прочим, особенно не напрягался. Он быстро показывал группе, что такое поворот на параллельных лыжах, и шел к дощатому ларьку пить кофе.

На третий день у толстухи с Трехгорки никак не получалось застегнуть крепеж. Она беспомощно стояла на склоне с лыжей в руке, и видно было, что ей очень хочется кататься дальше. Она так простояла, наверное, час. Время от времени она бросала лыжу на снег и начинала пихать ботинок в крепеж. Товарищ Кралев пил кофе неподалеку и, конечно же, видел, как толстуха мается. Однако помочь не спешил. А остальные члены группы были увлечены борьбой с вектором силы тяжести и собственным физическим несовершенством.

– Что-то случилось? – спросил Саша, остановившись возле толстухи, и поднял на лоб очки.

– Вот, – растерянно сказала та и протянула лыжу. – Не застегивается. Наверное, я ее сломала.

Саша посмотрел на грузную фигуру в болоньевой куртке и синих рейтузах. И его взяло зло на товарища Кралева.

– Все в порядке, – сказал Саша. – Не расстраивайтесь. Просто снег прилип к подошве. Вы в таких случаях поскребите подошвой по носку крепления.

Он отстегнул свои лыжи, подошел к толстухе, опустился на колени и поскреб ее ботинком по лежащей на снегу лыже. От подошвы отвалился натоптанный, смерзшийся, плотный кусок снега. Потом Саша вставил ботинок толстухи в крепеж и поднял, защелкнув, "пятку" с пружинами.

– Ой! – обрадованно сказала толстуха. – Спасибо! А то я стою, а все катаются.

Спасибо!

И она вперевалку двинулась по направлению к подъемнику.

Саша встал с колен, надел лыжи и поднял голову. Метрах в десяти от него инструктор группы сидел на деревянной скамейке, попивал кофе из бумажного стаканчика и равнодушно глядел на Сашу.

– Тебя за это деньги платят, сука, – сказал Саша. – А много пить кофе очень вредно. Язву наживешь.

Инструктор сидел далеко, он не мог этого услышать. Но Саша тщательно артикулировал, и, кажется, товарищ Кралев его понял.

Инструктор явно не перетруждался. Мужик относился к подопечным шаляй-валяйски.

Он только следил, чтобы те не разбредались по склону. И собирал всех к подъемнику задолго до того, как проход к бугелю завешивался тросом и на склон, помигивая желтыми фонарями, выползали ратраки. Как у подопечных получается, инструктора мало интересовало.

Иногда он поднимался на бугеле и красиво проезжал. Картинно делая авальманы, он норовил проехать поближе к стайкам немочек и англичанок. Катался инструктор хорошо, на уровне первого разряда. Еще он подолгу стоял вместе с другими инструкторами и что-то со смехом им говорил. Саше казалось, что этот смех относится к их группе. И это было неприятно. Нефиг смеяться над неумелыми людьми, раздраженно думал Саша, когда видел инструктора и соотечественников, ковырявшихся на склоне. Нефиг смеяться, со злостью думал Саша. Учи, тебе за это деньги платят. Люди приехали активно отдыхать. Люди в институте имени Лесгафта не обучались…

В ресторане номер два Саша тоже примечал, что к западным немцам и англичанам (тут, между прочим, было очень много англичан! с чего? ни один из них кататься не умел, но их было очень много) официанты относятся гораздо предупредительнее.

Западные туристы приходили позже советских, а обслуживали их в первую очередь.

Наши на это внимания пока не обращали. Да и Саша не обращал бы, но инструктор товарищ Кралев, халтурная морда, породил в Саше некую цепную реакцию наблюдений и умозаключений. Все выстраивалось одно за другим – дрянной инвентарь, нерадивый инструктор, сонные лица официантов… И даже на станции канатки контролеры усаживали наших в гондолы не так чтобы неприветливо, но все же как-то… механически. Подсаживая западников, контролеры улыбались. Говорили им "битте" и "плиз". А нашим только – "бързо, бързо…" Хотя Сашу не очень все это занимало и не очень беспокоило. Он наслаждался катанием и вечерним времяпрепровождением.

С соседом он подружился. Да и нельзя было с ним не подружиться. Серега оказался невероятно удобным в совместном проживании человеком. Не шумел, не разбрасывал вещи, не приставал с разговорами. Был таким же хорошим соседом, как Вацлав Романовский. И очень даже непрост оказался Серега Сахаров. И не по-хитрому непрост, не в смысле какой-то подловатости, какой-то гаденькой хитрости – а похорошему непрост. Умный он был парень и далеко не такой правоверный идиот, каким полагалось быть "военно-патриотическому сектору".