Рядом построен глубоководный порт с современными терминалами, куда, наперекор ветрам, в любой сезон прибывают танкеры и сухогрузы. Но поражает именно этот, маленький старый причал с парусниками. Деревянных суденышек осталось наперечет. Но то, что они не музейные экспонаты, а нормальные, действующие транспортные средства с командами и капитанами, трогает и волнует.

Примыкающий к старому городу проспект, названный в честь президента Мои, украшают гигантские скрещенные бивни. Изготовленные из алюминия, они поставлены в 1953 году в честь коронации британской королевы Елизаветы II и стали как бы визитной карточкой Момбасы. Проспект, упирающийся в Форт Иисуса, блестит витринами дорогих магазинов и солидных банков. Вдоль него спокойно прогуливаются праздные туристы и столь же спокойно шествуют обремененные делами и заботами горожане. В Момбасе в почете неторопливость и расслабленность, или, как здесь говорят, манга-манга. Спешить не принято ни при каких обстоятельствах.

Состав населения города отражает его историю. Среди тех, например, кто почитает Аллаха, не только арабы, но и африканцы, и выходцы из Азии. Причем из полусотни мечетей для всех мусульман открыты меньше десятка, а в остальные может зайти только член определенной секты. У самих же африканцев не прекращаются давние трения между выходцами с побережья и переселенцами из глубинки.

С начала 1990-х годов, после разрешения в Кении многопартийности, к прежним барьерам прибавились политические. В отличие от поселка Ликони, отделенного от Момбасы проливом, в самом городе столкновений и погромов не было. Но страсти вокруг политики порой бьют через край.

После выборов 1997 года мэром Момбасы стал энергичный глава Ассоциации турагентств побережья Наджиб Балала. В то время ему не исполнилось и 30. Новому отцу города, выходцу из авторитетнейшего, уважаемого клана, досталось тяжкое наследство. Казна увязла в долгах, муниципальные служащие по много месяцев не получали зарплаты и прекратили работать, улицы стали непроходимыми из-за гор мусора и отбросов. Турфирмы полностью прекратили экскурсии по городу, на прикол встали автобусы и маршрутные такси матату.

Молодого мэра трудности не испугали. Угрозами и мерами по обеспечению своевременной выдачи зарплат ему удалось расчистить улицы от многолетних гор мусора и вновь сделать город пригодным для жизни и доступным для туристов. Если бы Балала на этом успокоился, то до сих пор сидел бы в своем кресле под всеобщие рукоплескания. Но он пошел дальше и с такой же настойчивостью стал добиваться честного проведения конкурсов на получение муниципальных заказов. Возроптали как члены городского совета, так и акулы бизнеса. Первые лишились вознаграждения от вторых, а вторые – выгодных контрактов от первых. Против Балалы началась мощная кампания. Его бездоказательно обвиняли во взятках, угрожали расправой.

Задолго до очередных выборов мэр заявил об отставке. Горожане вышли на демонстрацию. В поддержку Балалы выступили не только мусульманские имамы, но и англиканский епископ. Однако муниципальная бюрократия и денежные мешки доказали, кто в городе настоящий хозяин. Балала, конечно, без работы не остался. Он подался в оппозицию, после победы которой в 2002 году стал министром спорта, с присущей ему энергией начал реформировать погрязший в коррупции кенийский футбол, но к авгиевым конюшням Момбасы больше не прикасался.

Очередная революция не удалась. Все потихоньку вернулось на круги своя. «Харака харака хаина барака» – гласит старая пословица. Она хорошо рифмуется на языке суахили, в котором поэзия рифм не знает, и в котором, как и в самом городе, причудливо смешались арабские и африканские черты. «Поспешишь – людей насмешишь», – таков смысл сей древней народной мудрости. Иначе говоря, не стоит делать сегодня то, что можно отложить до завтра, а еще лучше – до послезавтра.

Поговорка крупно выведена на рекламном плакате, встречающем автомобилистов, которые въезжают на остров с материка. Она непременно приходит на ум при виде невозмутимых жителей Момбасы. Не знаю, что больше повлияло на философское восприятие ими действительности – сотрясающие ли город бесчисленные катаклизмы или одуряющая жара, несовместимая с резкими движениями и категорическими умозаключениями. Но очевидно, что момбасцы не торопятся ничего менять и не собираются ни с чем расставаться. В XXI век коралловый островок вступил с парусниками и локомотивами, с реактивными самолетами и ручными ткацкими станками. Манга-манга продолжается.

Продолжается и бесконечная череда момбасских конфликтов. Казалось бы, давным-давно, с XIX века, город находится в составе Кении, но прежняя суахилийская «самостийность» не забыта. В веке нынешнем там появилось сепаратистское движение Республиканский совет Момбасы, выступающее за отделение и независимость побережья. В 2013 году в ходе выборов боевики сепаратистов напали на полицейских и убили шестерых стражей порядка. На фоне буйства «арабской весны» цифра не впечатляет, но Момбаса никогда не гналась за внешними эффектами. Она предпочитала жить по своим правилам и вариться в собственном соку, не обращая внимания на окружающий мир. Миллионный город-остров имеет такое право, а нравится ли это окружающим – решать им. Как показало первое тысячелетие истории порта, из привычной манги-манги Момбасу не вывести ничем.

Во время прогулок по старому городу Момбасы мне казалось, что невозможно найти на земле место, лучше иллюстрирующее известное выражение об остановившемся времени. Я ошибался. Такое место существует и находится неподалеку, в трех сотнях километров к северу. Это кенийский архипелаг Ламу. Там расслабленность и невозмутимость, кажется, разлиты в самом воздухе, а старинный уклад царит повсеместно и прочно, не смущаемый ни близостью мегаполиса, ни шумом автомобилей, ни видом современных круизных судов.

Застывший мир Ламу нежно, но цепко охватывает со всех сторон, и, не успев оглянуться, ты с головой погружаешься в мечтательную нирвану, выбраться из которой стоит немалых усилий. Это я ощутил на себе в первый же вечер, когда вышел из небольшой гостиницы и решил пройтись. На улице было темно, но меня заверили, что на Ламу не грабят и не убивают. Остров крошечный, с детства все знают друг друга в лицо, поэтому совершить преступление, не оставшись незамеченным, невозможно, пусть это будет ничтожно мелкая кража. А погореть по пьяной лавочке нельзя и подавно, ведь жители – мусульмане.

Я долго шел вдоль темного берега, пока не набрел на заведение общественного питания самого неказистого вида. Со стороны оно напоминало недостроенный сарай. Легкий бриз свободно веял сквозь зал, лишенный стен. Крышу из потемневшего тростника поддерживал десяток узких столбов, не мешавших дюжине небрежно, по-курортному одетых посетителей европейской наружности слушать успокаивающий плеск волн и вдыхать дразнящий аромат моря – близкого, но невидимого за плотным ночным покровом. Они рассказали мне, что данный, с позволения сказать, ресторан (а заведение официально именовалось «Рестораном Хапа-Хапа») несмотря на затрапезную внешность, может похвастать вкусной едой. Отложив обследование острова до утра, я присоединился к курортникам.