И только в фантастике бывает, что серьезный человек вдруг проникается симпатией к белесой мышке, плюет на тусню и беседует с мышкой о мифологии – не просто так, общими фразами, а явно интересуясь ее мнением! Тем не менее они как-то незаметно перешли с кельтской мифологии на скандинавскую и славянскую; Элин рассказывал увлеченно, позабыв о джентльменской сдержанности, откровенно радовался пониманию и Лилиному интересу, особенно к некоторым параллелям…

– Кажется, я слишком увлекся, – вдруг оборвал сам себя. – Сказывается преподавательское прошлое, хлебом не корми, дай прочитать лекцию. Совсем вас заболтал.

– Но мне очень интересно! – запротестовала Лиля.

– Благодарю вас.

Элин поцеловал ей пальцы; вышло галантно, интеллигентно и очень приятно. Не то чтобы он нравился Лиле… то есть нравился, но не как Эри или Ильяс, а скорее как родственник. Дядя или отец. Или дедушка. Наверное, это хорошо, когда есть такой вот дедушка.

От удивления собственным реакциям Лиля даже забыла отнять руку.

– Вадим Юрьевич…

– Надеюсь, мы продолжим нашу беседу. – Он легко пожал ее ладонь и улыбнулся, совсем тепло и по-родственному. – Вы же не откажете? А до того, если позволите, я пришлю вам прелюбопытную книгу. Теории профессора Лайна не получили широкого распространения, слишком фантастичны. Но, на мой взгляд, именно они ближе всего к исторической правде. Надеюсь, вам в самом деле будет интересно.

– Да, конечно, благодарю вас.

– Не стоит. И до встречи, Лиля.

Элин поднялся, Лиля тоже. Ответила улыбкой на старомодный полупоклон. А когда Элин ушел, едва перебросившись несколькими фразами с Вовчиком, поймала себя на мысли: надо непременно узнать, что за исследования. И провериться у психиатра. Если психоз – лечиться, а если нет… что будет, если не психоз, пока даже страшно было думать.

Да, собственно, думать и не получилось. Внезапно около нее образовалось несколько дам, и Лиля поняла, что сейчас ее будут клевать. Потому что она нечаянно наступила дамам на половину больных мозолей, и Ильяс был из этих мозолей не самой крупной.

Луна растворена в вине,

Горчит, как вереск, сказка-быль.

Пришли три женщины ко мне

– Три взгляда, имени, судьбы.

Одна мне флейту отдала,

Которой звонче в мире нет,

Себя Любовью назвала.

Мир медом пах назло Луне.

Пришли три женщины ко мне.

Я ждал измен, потерь и зла,

Но росы зазвенели – верь!

Вторая бубен мне дала,

В открытую скользнула дверь.

Идти за ней – но не догнать,

Легка – как сон, как вздох и свет,

Ее бы Радостью назвать…

Но ей неназванность милей.

Пришли три женщины ко мне…[6]

Сакс осторожно, чтобы не сломать, отложил перо, не дописав последние слова баллады, и еще осторожнее закрыл книгу, все еще пахнущую олифой. Посмотрел на исписанный неровными строчками лист, потер ноющую ключицу и, смяв лист, бросил в стоящую рядом со столом жаровню. Глядя, как лист неохотно разгорается, Сакс снова вспоминал обещание Лиле: «Я вернусь». Вот она и вернулась. Строчками «Удивительной и правдивой истории о великом короле, его доблестном рыцаре и озерных девах». Волшебных девах, что явились в ответ на молитвы голодного и обиженного народа, чтобы возвести на престол законного доброго короля. Те девы вышли из холмов, увидели изгнанного чужаками из родного дома принца, полюбили его и помогли вернуться на трон отцов и дедов, а вместе с законным королем в королевство вернулись благодать и процветание.

Дев было три. Первая поделилась с принцем своей мудростью и волшебной силой, вторая воевала бок о бок с принцем, а потом осталась его возлюбленной, а третья… третья заколдовала пением врагов принца. Но врагов было слишком много, так что ей пришлось вложить в пение всю душу и всю свою любовь к принцу. И умереть.

Баллада была очень красивой, героической и правильной. Ее писали лучшие менестрели, ее напечатали в королевской печатной мастерской и раздарили по книге всем лордам и рыцарям, куплеты из этой баллады распевали на городских площадях и в тавернах. А лорд-наставник, тот самый лорд-наставник, что учил Артура и Брандона, посчитал, что королевскому побратиму будет весьма полезно знать самую любимую народом историю – наряду с этикетом, геральдикой, арифметикой и прочими совершенно необходимыми правой руке короля науками. В том числе чистописанием.

Лист с кривописанием догорел. За окном королевской библиотеки совсем стемнело, и из темноты сквозь приоткрытое окно доносились обыденные мирные звуки: перебранка служанок, стук тележных колес по булыжнику заднего двора, конское ржание, скрип флюгера на башне, тихая ругань играющих в кости стражников…

С победы прошло без малого полгода. И до сих пор Сакс не мог толком поверить, что в Тейроне мир. Что мудрые ушли, Брандон – законный король, Киран – тан и канцлер, а он сам – вообще непонятно кто. Прикрывать короля от стрел и клинков больше не надо, в придворных интригах Сакс ничего не понимает, в Кирановых нововведениях – тем более. Только и делает, что целыми днями читает, слушает лорда-наставника и делает умное лицо на королевских советах. И поддакивает Кирану с Брандоном, словно его мнение может что-то значить.

От советов Сакс уставал больше, чем от починки крыши или рубки дров. Дома после тяжелого дня удирал в лес или к озеру, а тут – еле добирался до постели, а утро наступало, стоило только закрыть глаза. Зато ничего не снилось. Совсем. Ночному забытью Сакс радовался: видеть во сне холм, заплетенный жалей-травой, было слишком больно. А так можно было терпеть. И ждать.

Вот и дождался.

Взгляд снова упал на книгу. Правдивую, дери ее сворой, историю. Каких боуги ради Брандон позволил написать такое? Что ему, мало было того, что Лиле умерла за него, надо было еще и это… эту…

Сакс вскочил, со скрежетом отпихнув тяжелый стул, и устремился прочь – от правильных историй, от криво-писания и дипломатии с арифметикой. Надо проветриться, успокоиться, чем-нибудь заглушить боль под ключицей и уснуть до завтра. А завтра снова – учиться. Потому что Лиле все равно вернется, и, когда она вернется – он не допустит, чтобы ее обидели. Значит, в Тейроне должен быть мир. И Сакс должен иметь возможность ее защитить. От всех. Как угодно. Только чтобы она больше никогда не уходила.

В дверях он столкнулся с Кираном.

– С ног собьешь, лось!

Сакс лишь пожал плечами, мол, лося не заметил – сам виноват.

Вздохнув, канцлер посмотрел на Сакса снизу вверх – когда это Киран стал ниже ростом? – и вдруг усмехнулся.

– Заучился? Бывает. Это ничего, это мы поправим. Я, собственно, за тобой пришел. Хватит чахнуть в пыли, пошли.