– Вы передайте Олесе Дмитриевне, что свадьбы не будет. Аванс она может не возвращать, – кидает через плечо, удаляясь к выходу.

– Передать не получится, – говорю сам с собой.

Хотя это прекрасный повод наведаться в соседний офис и узнать, как у неё дела. С её везучестью и падениями во всех самых неудобных местах есть вероятность, что на хрупком теле добавилось травм. А звонок в пятницу, оповещающий, что на свадьбу дочери Щуров всё же пришёл, добавил тревожности. Я знал о месте проведения праздника, но даже под пытками не поделился бы информацией, которую мне доверила Олеся. Её беспочвенные обвинения взбудоражили и разозлили, поэтому в ответ она получила укол, о котором я мгновенно пожалел.

Засыпая в своей постели, я представлял, как она спит где-то там, на другом конце города. И мне хотелось поправить её одеяло, если оно сползло, как всегда. И утро с ней приятнее обычного, и кофе вкуснее, и щебет по утрам вызывает улыбку, и невесомый поцелуй на прощание особенный и бесконечно нужный. Милая Олеся… Именно такие мысли сопровождают, пока поднимаюсь в лифте на свой этаж, откинувшись затылком на прохладную стенку и прикрыв глаза.

– Вы выходите? – отрезвляет мужской голос.

Мужик в рабочей форме застыл в холле, ожидая, пока я покину кабину. Целенаправленно устремляюсь к её двери, чтобы порадовать оставленным Гореевым авансом, но то, что я вижу, вызывает недоумение. Большая вывеска, ещё в пятницу точно находившаяся на своём месте, заменена другой: «Похоронное бюро». Большие белые буквы на чёрном фоне словно оскверняют место, куда множество пар приходили в надежде получить свадьбу мечты.

Застываю, не в силах оторваться от увиденного. Сверлю взглядом стеклянную дверь, желая, чтобы кто-то сказал, что это шутка, а за ней в розово-ванильной атмосфере по-прежнему работает Олеся. Дверь отворяется, являя мужчину средних лет в деловом костюме.

– Вы к нам? Мы только обустраиваемся, но если вам срочно, могу принять.

– А где…свадебное агентство?

– Съехали.

– Когда?

– На выходных. В субботу мне позвонил собственник и уведомил, что освободился офис. В своё время я рассматривал этот, – указывает на мою дверь, – но увы, меня опередили. Этот вариант тоже неплох.

– Этот мой.

– О, так мы соседи! – воодушевляется мужик, едва не отвесив поклон. – Климе́нко Антон Павлович, – протягивает ладонь, и я отвечаю на автомате, всё ещё не веря в происходящее. – У меня есть предложение по сотрудничеству. Мои клиенты часто спрашивают, к кому можно обратиться с вопросами наследства и урегулирования споров с родственниками. Думаю, мы можем помочь друг другу.

– Мы занимаемся разводами по большей части, так что вам я вряд ли могу оказать помощь вам и вашим клиентам.

– Ну что вы, – обходит меня, проведя рукой по спине. И этот жест отдаётся неприязнью, словно он за несколько секунд снял мерки и прикинул, какой по размерам деревянный ящик точно мне подойдёт. Похоронные услуги – сфера особая, и, как правило, имеет свои странности. – Абсолютно все люди смертны. Исключений нет, увы. Неужели в вашей практике не было случаев, когда муж или жена внезапно умирали? Не верю! Мой знакомый судья всегда говорит: если из зала заседания доносятся крики, значит, там либо развод, либо наследники делят имущество. А такие моменты – это стресс, учащённое сердцебиение, гипертония, инфаркты, инсульты… В общем, самые распространённые причины смерти.

От каждого его слова пробирает ознобом и неприятным холодом, спускающимся к пояснице. Меня воротило от влюблённых парочек, которые приходили к Олесе, но сейчас я бы с удовольствием посмотрел на сотню подобных, лишь бы заткнуть Клименко, воодушевлённо предлагающего бартер услуг.

– Я обдумаю ваше предложение, – заканчиваю беседу и спешу скрыться в своём офисе.

– Максим Максимович, вы видели там… – встречает вопросом Вероника.

– Видел, – бросаю, не останавливаясь.

Оказавшись в кабинете, падаю в кресло и упираюсь взглядом в розовую стену, которая сейчас действует умиротворяюще. Вероятно, теперь мне придётся пялиться на неё по несколько часов, чтобы не думать о неприятном соседстве.

– Макс, привет! А у нас новый сосед, – воодушевлённая Яна нервирует наравне с Клименко.

– Заметил.

– Слушай, теперь можно плотно заняться вопросами раздела имущества. Так сказать, работа по бартеру.

– Интересно, а что ему будешь поставлять ты?

– В смысле?

– В здравом, Яна. Клименко будет направлять к нам родственников, нуждающихся в юридическом сопровождении, а мы? Напоминаю, в такие места люди обращаются, чтобы устроить похороны, – Макарова непонимающе сверлит меня взглядом.

– Хм, не подумала.

– Так включи мозг. Когда там была Олеся, всё было максимально понятно, но сейчас…

– Интересно, и что же её заставило съехать? – и если бы не лукавая улыбка на лице Яны, я бы поверил в искреннее удивление.

– Вероятно, ты.

– Я?!

– О споре с отцом, который, кстати, не был спором, а лишь договорённостью, Олеся могла узнать только от тебя, – указываю на неё пальцем, но Макарова не смущена, наоборот, довольна итогом своих стараний. К такому выводу я пришёл ещё в момент беседы с Коршуновой, хотя прямого пояснения она меня лишила, сделав упор на будущее наших отношений. – Что ты ещё ей сказала?

– Что она тебе не подходит. Давай будем честными, Макс: не твой типаж.

Сейчас передо мной человек, который на сто процентов уверен в знании необходимого для меня. Даже мать никогда не комментировала моих женщин, предоставляя сделать выбор самому, но в какой-то момент Яна вдруг решила, что именно она последняя инстанция, одобряющая или бракующая мой выбор. Смотрю на неё, представляя рядом с отцом, и становится не по себе. К такому повороту я был не готов и сейчас прилагаю усилия над собой, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Зачем ты это сделала? Олеся тебя нервировала?

Жду ответ, пока Макарова, не сводя с меня взгляда, раздумывает.

– Да, я злюсь! – взрывается. – Представь себе, Макс! Ты не замечал меня, делая акцент на работе. Воспринимал как должное. А я тоже хотела быть счастливой. С тобой. Каждый раз, видя, как ты уводишь из бара очередную девочку на одну ночь, мне хотелось крикнуть: «Почему не я? Чем я хуже? Что во мне не так?». Утром ты забывал их имена, стирая из памяти и выбирая следующую. Но Коршунова – нечто другое. Она тебя зацепила, – смотрит исподлобья, улыбаясь, но радость наигранная и неестественная. Уверен, она в шаге от того, чтобы вцепиться мне в глотку. – Вызвала интерес. Настоящий. Мужской. Ты на неё так смотрел… – сглатывает и сжимает кулаки до побелевших костяшек. – На моей памяти ни одна не удостаивалась такого взгляда. Но ты настолько непостоянен, что и это настоящее, живое, – испарилось бы через время, оставив милую Олесю