Он даже привстал с кресла от удивления, а она застыла на пороге не в силах сделать ни шага.

Банда превзошел сам себя. Ее комната преобразилась, и Алина не узнавала знакомых с самого детства предметов в своей комнате. Тени, бегающие по, стенам, и зыбкое пламя свечей увеличивали и преображали ее, раздвигая стены и приподнимая потолок, который терялся теперь где-то высоко-высоко.

Блеск стекла, хрусталя и фарфора, отражавших огоньки свечей, наполнял пространство странными бликами, но свечение концентрировалось над столом, будто специально подчеркивая богатство и аппетитность блюд.

— Алинушка! — тихо позвал Саша, и девушка очнулась, встряхнув волосами и возвращаясь к реальности.

Она подошла к полке с компактами и, отыскав «Бедтайм» Мадонны, сунула диск в приемник комплекса и нажала кнопку. Тихая мелодия заполнила комнату. Здесь не было подчеркнутой агрессивности и вульгарности «девки из низов», которыми любила шокировать публику певица. Это было продолжение «Эротики», только более мягкое, целомудренное и оттого, пожалуй, еще более эротичное::

Трудно было бы подобрать что-то более подходящее к этой обстановке…

Они пили шампанское со льдом, пробовали понемногу каждое блюдо и почти все время молчали, говорили только их глаза.

Разговор этот был, как клятва, как присяга, как взаимное обещание навсегда принадлежать друг другу. Он был признанием в любви. В такой любви, которая делает невозможной жизнь без любимого.

Им не нужны были для этого слова…

Не прошло и получаса, они не успели еще выпить даже полбутылки «Фрейшенета», как Алина встала и, обойдя столик, подошла вплотную к креслу Банды. Александр поднялся, взяв протянутую девушкой руку, и оказался в двух сантиметрах от нее.

Она медленно, ни слова не говоря, развязала его галстук и расстегнула рубашку, и грудь парня обожгло ее горячее дыхание. Нежным прикосновением она приказала ему сбросить брюки, а сама чуть заметным движением освободилась от пеньюара;

Мгновение — и нежная ткань ночной сорочки тоже упала, чуть слышно шурша, к ее ногам.

Она стояла теперь перед ним обнаженная, и Банду поразило то, сколько в ней было доверчивости и чистоты. Он боялся дотронуться до нее. Боялся, что его неловкость или поспешность разрушит это сказочное очарование.

И девушка взяла инициативу в свои руки.

Она легонько толкнула его в грудь, опрокидывая на кровать, а затем осторожно легла на парня сверху, целуя и лаская его грудь.

Он боялся пошевелиться, но его руки сами собой нашли ее спину и ягодицы, чуть касаясь, начали поглаживать их, и девушка застонала, почувствовав его прикосновение.

Она осторожно завладела им и выпрямилась, усевшись на нем сверху, а затем чуть сжала бедра и несколько раз качнулась, как будто испытывая и пробуя его.

Александр, пораженный необыкновенным ощущением женской настойчивости и инициативы, мягко взял девушку за бедра, но с каждой секундой движения его становились все более страстными и горячими. Он мял и пощипывал ее кожу, горячо целовал соски, чуть не кусая их, и она билась и стонала в его объятиях, безраздельно владея им.

И вдруг она остановилась, нагнулась, потянувшись к столику, и взяла бокал с шампанским. Он тоже замер, не желая ей мешать, а девушка сделала глоток-другой, поставила бокал обратно и вдруг резко нагнулась к нему, прильнув губами к его губам. Он послушно и страстно одновременно потянулся ей навстречу и вдруг почувствовал, как сладкие и прохладные от шампанского губы девушки, захваченные его ртом, вдруг раскрылись и ледяное шампанское полилось из этого божественного источника прямо в его уста. Он жадно ловил каждую каплю, маленькими глотками, растягивая удовольствие, утоляя жажду из этого самого прекрасного родника, и вдруг забился, заворочался под ней, буквально пронзенный чувством какого-то бешеного, неземного, острого и жгучего удовольствия.

И она тоже не выдержала, резко качнулась раз-другой и упала на его грудь, судорожно вздрагивая и выкрикивая бессвязные слова:

— Еще, милый! Сильней! Боже! Мама! Господи! А-а-а! Ой-оо! Сашенька-а-а!

Стоны вырывались из ее горла, ее острые ноготки впивались ему в плечи, пытаясь разорвать кожу, она чуть не укусила его в шею, задыхаясь в сладких судорогах любви, а затем упала вконец обессиленная всей грудью к нему на грудь и медленно вытянула ноги, даже не находя в себе сил освободиться от него.

И он лежал, пораженный тем необыкновенным чудом, какое только что с ними случилось, и прижимал хрупкое тело девушки к себе, боясь хоть на секунду разжать руки.

И вдруг он почувствовал, что может заплакать.

Он никогда не плакал ни от боли, ни от страха.

Даже когда был маленьким и ему здорово доставалось за гордый и независимый характер от старших ребят в детдоме. Он не плакал, теряя друзей. Не плакал, когда осколок мины, на которой подорвался командир отделения его взвода, вспорол ему самому спину, выломав два ребра и чудом не зацепив позвоночник.

И вот сейчас, в минуту наибольшего счастья и блаженства, слезы были готовы брызнуть у него из глаз…

* * *

Наутро они проснулись одновременно, как-то вдруг сразу почувствовав пробуждение друг друга, и несколько мгновений лежали молча, глядя один другому в глаза и улыбаясь.

А затем Сашка вскочил, не позволив Алине подниматься, и бросился на кухню, через несколько минут появившись с двумя чашечками ароматного дымящегося кофе.

Наверное, трудно придумать большее наслаждение для женщины, чем возможность вот так, не спеша, проснуться, поправить подушку и, потягиваясь, устроиться в постели, принимая из рук любимого мужчины чашечку вкусного кофе.

Алина воспользовалась этой возможностью до конца, нежась и наслаждаясь заботой и вниманием Александра. Она позавтракала в постели, с удовольствием запивая вчерашние салаты, сохраненные в холодильнике, и кусочки индейки недопитым шампанским.

— Помнишь, Саша, Лелик из «Бриллиантовой. руки» говорил, что шампанское по утрам пьют или дегенераты, или аристократы. А мы с тобой кто в таком случае?

— Ну, ясное дело, — прожевывая мясо, уверенно ответил Банда. — Конечно, дегенераты! Это же надо, до чего я докатился — не съел вчера весь твой сказочный рулет!

— Ой, как будто он у меня получился! Вот твои шашлыки и отбивные — другое дело!

— А твой салат?

— А твои креветки?

— А…

— А я тебя люблю!

— А я тебя еще больше!

— Нет, я первая! — и Алина вдруг, отставив тарелку с завтраком, кошкой бросилась на Банду, обнимая его за шею и вкусно целуя в губы, глаза, шею.