В гостинице Олег Иванович попросил дежурную по этажу: «Я сейчас отдохну, два — два с половиной часа у меня есть. Так что не будите меня, ладно?..» — и ушел к себе.

Студийная машина действительно пришла к одиннадцати. Водитель с администратором немного подождали, потом поднялись на этаж, подошли к номеру, постучали. Тишина.

— Ну як же ж так? Шо ж такэ — не отвечаэ…

— Може, спыть чоловик.

— Давай ще постукаэмо.

Прошло полчаса, потом еще полчаса. Дежурная подтвердила, что жилец никуда не отлучался, а запасной ключ, как назло, куда-то запропастился.

— Ломаем дверь!

Когда дверь рухнула и они вошли, Олег был еще жив. Раздавался клекот в легких, на губах выступала пена. Улавливались редкие, с интервалом в 40–50 секунд, удары сердца. «Скорая» опоздала, все было уже кончено. В медицинском заключении написали — «острая сердечная недостаточность». Из гостиницы тело Даля выносили завернутым в покрывало…

Часа в четыре со студии дозвонились в Москву. «Если может человек пережить то, что мне сообщили, — вспоминала Лиза, — значит, может пережить все». Сопровождать ее в Киев вызвался Валентин Никулин.

Лиза вела себя достаточно мужественно. Но при входе в киевский морг на Сырце она уцепилась за рукав куртки Никулина:

— Иди… ты… первый…

В морге она смотрела на мужа и слышала голос: «Никогда Олег больше не огорчится, никогда ему не будет больно, никто больше не сможет распоряжаться его жизнью, его нервами, его надеждами». Он не успел состариться. Но не успел и повзрослеть.

Затем гроб с телом Олега погрузили в студийный камер-ваген, чтобы доставить в Москву. Водитель подошел к Елизавете Алексеевне, поцеловал руку и пообещал, что поедет тихо и осторожно. Лиза с Никулиным отправились поездом. Дома уже было много народа, в том числе и ленинградцев. Лизу отговорили делать посмертную маску. «Тогда хотя бы слепок с руки», — попросила она.

Хоронили Олега Ивановича 7 марта на Ваганьковском кладбище. Перед тем состоялась панихида в Малом театре. Толкучка была ходынская. На погосте, когда гроб опускали в могилу, раздался колокольный звон. Он был долог и прекрасен. И стая черных ворон взлетела с потемневших голых деревьев…

В те мартовские дни Валентин Гафт, лежа в больнице, много думал о Дале: «В последнее время Олег резко переменился — во всяком случае, внешне. Сник? Надорвался? Успокоился? Успокоиться он не мог… Шла какая-то переоценка, перегруппировка душевных сил? Смерть Высоцкого для него была страшным потрясением, от которого он так и не смог оправиться… Он говорил: «Без Володи Высоцкого мне стало трудно жить, никто меня не понимает».

Потом, когда Гафту делали сложнейшую операцию: в позвоночник вводили иглу и откачивали спинной мозг, в операционную кто-то вошел и сказал: «Умер Даль». «Тут, — говорил Валентин Иосифович, — как сквозь туман я понял, что должен что-то предпринять, иначе тоже умру. С этой иглой в спине я встал, подошел к окну и очень осторожно начал вдыхать морозный воздух. Мне казалось, еще минута, и у меня разорвется сердце. Ни одну смерть я так тяжело не переживал».

В январе 1981 года в Монино, на даче у Шкловского, Олег Даль написал:

В. Высоцкому, брату

Сейчас я вспоминаю…

Мы прощались… Навсегда…

Сейчас я понял… Понимаю…

Разорванность следа…

Начало мая…

Спотыкаюсь…

Слова, слова, слова.

Сорока бьет хвостом.

Снег опадает, обнажая

Нагую холодность ветвей.

И вот последняя глава

Пахнула розовым кустом,

Тоску и лживость обещая,

И умерла в груди моей.

Покой-покой…

И одиночество, и злоба.

И плачу я во сне и просыпаюсь…

Обида — серебристый месяц.

Клейменность — горя проба.

И снова каюсь. Каюсь. Каюсь,

Держа в руках разорванное сердце…

Они — Высоцкий и Даль — встречались не столь уж часто. Но связь духовная между ними всегда оставалась крепчайшей. Они понимали и чувствовали друг друга. Кто-то потом заметил, что даже в движении к смерти у обоих была какая-то дьявольская синхронность.

Во время последней встречи — в мае 1980 года — Высоцкий уже знал, что больше они никогда не увидятся, и сказал об этом предчувствии Олегу. Тот не поверил, но запомнил слова Владимира: «Если меня не будет здесь, то я буду в каком-нибудь другом месте. Не знаю, правда, в каком». Олег обнял Володю, стал гладить его по голове, успокаивать самыми добрыми и глупыми словами. И знал, что Володя был прав.

А чуть позже Даль напишет белые стихи о своем черном:

Там за окном я видел купол и крест,

Две нити перекрестия — под ним лежал поэт,

А по пригорку разбегались липки,

Похожие на маленьких девчонок,

Отрезавших косу, и потому

Напуганных своей незащищенной новизной.

Хромой милиционер нес на плече гитару.

За ним бежала, улыбаясь,

Лохматая и грязная дворняжка.

Я был один. Я думал, мне казалось.

И мысль моя была как малая и чистая

песчинка.

Она не отнимала много сил,

И ветер чувств по собственному

Произволу ее то наземь опускал,

То в небо возносил. Соединял

С другой песчинкой, с третьей, миллионной.

И создавал бархан из ощущений.

И разрушал, и вновь выстраивал.

И так до бесконечности.

О, ветры переменные, капризные,

Строители и разрушители безумные!

Кто вас посеял, кто пожнет вас?

Лежи, поэт, — ты умер, я устал.

Я видеть сны хочу.

Ведь сны излечивают душу.

После смерти Олега Лиза обнаружила в его дневнике слова: «Все, что происходит со мной в жизни, имеет вид непрерывной цепи. Событие — о б р ы в этой цепи. Стало быть, если цепь, то звенья… Главное — досконально изучить каждое звенышко!».

* * *

Перед глазами оживают кадры из «Короля Лира»: Шут — фигура, сложенная только из острых углов. Голый череп, провалившиеся щеки, торчащие уши. Ветхое, грязное рубище. Шут незаметно уходит из трагедии, когда обнажается истина. Так ушел из жизни и сам Олег Даль, обнажив драму своего поколения…

Неизвестный Эрнст Иосифович — 9 апреля 1925 г. в г. Свердловск (Екатеринбург). Скульптор, художник, философ. Участник Великой Отечественной войны. Учился в Академии художеств в Риге, Институте им. Сурикова, философском ф-те МГУ. С 1954 г. участвовал в выставках. В 1957 г. получил две премии на Международном фестивале молодежи и студентов в Москве. С 1976 г. в эмиграции, живет в США. Преподавал в Орегонском и Гарвардском университетах. Профессор философии Колумбийского ун-та, действительный член Шведской Королевской академии изящных искусств, Европейской академии искусств и науки, Нью-Йоркской академии наук. Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», лауреат Госпремии РФ.