Воды в колодце не стало с той поры, как нагрянули переселенцы и принялись вычерпывать ее для нужд строительства своего города. И люди разумные, которых поддержали также мудрые пастыри, с самого начала сошлись на том, что отступление будет продолжаться, если колодец будет и дальше обслуживать купеческие караваны, верблюжьи стада, пастухов и не прекращающееся строительство Вау, удовлетворять все эти нужды в таком объеме, что грозит всей равнине безволием и жаждой. Когда вождь поделился своими опасениями с Анаем в первые же месяцы возведения стен города, султан пошел на уступку и отвел многие караваны к двум другим колодцам — «Сердалису»[146]и «Жаждущему», чтобы торговые потоки не прекращались, верблюды получали необходимый им водопой, а караваны делали свое дело. Он также отрядил большое число своих негров таскать воду из этих отдаленных колодцев, чтобы не исчерпывать вконец возможности данного колодца, поскольку угрозой ему было не только возведение стен, но и нескончаемая пыль, которую нес гиблый, вдвое увеличивая риск. Те укрепления, что возводил вокруг его жерла Уха, выглядели слабыми и недостаточными, возводились по старинке. Воду съедал образующийся ежедневно ил, смешивавшийся с мелким песком, щебнем и красной солью. Камешки игрались вокруг, словно в насмешку, а земляное кольцо покачивалось из стороны в сторону, словно отяжелевшая чалма на голове упрямца!

И если полировка каменного жерла восходит к трем видам каната, свивавшегося из мочалки, джута и козьей шерсти, то гладкие стенки бассейна в скалистой выемке обязаны своей полировкой только воде и свидетельствуют о непревзойденном долголетии пользования им, подтверждая древнюю мудрость сказаний Анги, которую нравилось повторять пастухам всякий раз, как они возвращались сюда, к колодцу, поить своих верблюдов: «Камень прочнее всего, что есть в Сахаре, но вода точит камень. Вода, стало быть, сильнее камня, она сильнее всего в Сахаре!». В другой повести, содержащейся в Анги, текст гласит, что это ветер самый сильный, а не вода, однако, в народе более распространено в таких притчах предпочтение воды ветру.

Все это повторяют пастухи, приводящие сюда стада верблюдов в огромном количестве со всех четырех сторон света. Они знакомятся и беседуют друг с другом, проводят всю ночь в жеребьевке и пении народных песен Асагих и заунывных напевов кочевников, которые вечно скорбят о несчастном изгое, прожившем всю жизнь в Сахаре в поисках заветного Вау, но так и умершем, не увидев глазами раскрывшихся перед ним врат. На заре тот, кому улыбнулась удача выиграть жеребьевку, приступает первым к водопою со своим стадом. Говорят, что колодец на равнине — единственный во всем Азгере, куда прибредают потерявшиеся верблюды. Вождь это подтверждает, он рассказывал, как мотался по всей Сахаре в поисках трех верблюдов, которых потерял в свои молодые годы, так что был вынужден в конце концов обратиться к одному из известных факихов в оазисе Адрар, и тот написал ему заклинание на желтом листочке с изъеденными краями, завернул его в кусок тряпки, испачканной жиром, получив с него заблаговременно две серебряные монеты, и посоветовал ему немедленно направиться на равнину возле Акакуса, поскольку царь джиннов поведал ему, что там он стреножит для него верблюдов. И когда он действительно отыскал верблюдов на акациевом пастбище по соседству, то пришел в буйный восторг и долго удивлялся и восхвалял таланты факиха, пока не набрел на одного старого пастуха, открывшего ему секрет. Он с должным восхищением и подробностями поведал ему о случившемся чуде, когда они сидели вдвоем при свете луны, приготовляя себе чай на ужин, и мудрый пастух рассмеялся до слез, упав навзничь и долго содрогался от смеха. Потом вытер слезы и объяснил ему, что абсолютно все пастухи в Азгере навещают этот колодец, когда у них теряются верблюды. Он связал это удивительное событие с рассказом об открытии колодца, о том, как наказала Сахара негодного внука, когда он осквернил водный источник, пытаясь унять свою глупую дикую злобу, которая овладевает только такими сумасшедшими искателями золотых кладов. А закончил он рассказ тем, что факих этот выдумщик и использовал его невежество о чудесных свойствах «Колодца марабутов» и совершенно не за что выманил у него две серебряные монеты.

Песчаная почва в ложбине между двумя холмами вокруг устья колодца вся перемешана с мусором и пометом животных, он неумолимо распространяется вширь, ползет к подножию горы, спускается по склонам холмов в другие ложбины и впадины по соседству, потому что пастухи уж невесть сколько лет поколение за поколением пригоняют сюда и стреноживают стада верблюдов. Распевают свои печальные песни и баллады о потерянном Вау и ждут терпеливо своей очереди, которую определил им «священный жребий». И передают из уст в уста по всему Сахелю жестокие повести о приключившемся с людьми в прошлом во время ожидания.

В годы неурожая и бесплодия вся равнина полнится стадами, от верблюдов и скотины нет пустого места и куда ни глянь — везде стоянки проходящих торговых караванов. Изобретение жеребьевки у водопоя восходит именно к периоду тех жестоких лет. Это — мудрая традиция, выработанная долголетним опытом анархии, свидетелем которой был колодец, и происходившей вокруг воды борьбой, пока разумные люди в Сахаре не отыскали верный путь и не выработали этот благородный принцип. И как это обычно случается в истории, опыт не становится традицией, покуда не восприимет его мудрое писание и не соотнесут его люди с преданиями теряющегося в веках свода Анги. И чтобы утихомирить буянов и своевольных, убедить их в преимуществах жеребьевки, придумали мудрые люди историю, будто предания Анги указывают именно на такой путь с использованием этого способа. Они проповедовали всем, что воля жребия — это воля рока, а воля рока — это исполнение желаний сил Неведомого. Они насочиняли разных сказок, создали целые легенды для подкрепления этой идеи. И, естественно, уверяя других, эти разумные люди вскоре сами поверили в истинность собственных доводов, как это бывало с многочисленными призывами и законами, которые народ изобретал и относил к священному Анги, не занимаясь слишком подробными размышлениями о том, на самом ли деле происходят ли эти обычаи из мудрого послания неведомых сил, или они просто плод здравых рассуждений и утверждений обычных смертных, которые население Сахары освоило и затем причислило к священному своду.

В один из таких далеких годов колодец переживал очередной сезон засухи и бесплодия. Караваны не отступали от жерла колодца, пастухи вершили свой суд, уповая на волю рока, и пришли к решению бросать жребий. В течение всего дня пытались они удовлетворить нужду в воде, черпали и таскали наверх сосуды, истощая эту изможденную грудь земли, дарящую жизнь сироту, пока не вычерпывали все до последней капли, чтобы напоить несчастных верблюдов, которым на роду было написано наряду с отсутствием дождей и воды страдать еще от второй напасти, подлинного проклятия: отсутствия трав и всякого корма. Последняя капля росы высохла в стеблях растений пустыни, ничего не осталось вокруг, кроме редких и тощих деревцев в бесплодных оврагах, бывших когда-то руслами. Это напрямую влияло на ослабление сопротивления единственного, терпеливого животного пустыни, способного переносить жажду и целыми месяцами воздерживаться от приема воды. Пастухи прятали вглубь свою скорбь о верных тощих верблюдах — заунывные песни Асагих были попыткой выразить сострадание их друзьям, потаенные жалобы и молитвы поднимались ввысь в ритме этих печальных и горестных мелодий, призывая силы Неведомого вмешаться и облегчить участь, снять проклятие, неизвестно за что ниспосланное небом.