Нура озорно смеется, потому что, несмотря на свои десять лет, она прекрасно знает отношение мужчин к девочкам, особенно их отца к ним.

– Не говори так!

Ясмине обидно, потому что она помнит последние трое родов матери и внезапное исчезновение новорожденных. Она точно не знает, что с ними стало, но подозревает, что ничего хорошего. Как же здорово, что я родилась первой, и со мной этого не случилось.

Девочки подбегают к небольшому бараку из старой волнистой жести, который стоит, прилепившись к мусоросборнику вместе с другими домами. Хорошее расположение, так как детвора уже с юного возраста может по утрам выходить на поиски ценных вещей и помогать семье выживать. Отец или на работе, или просто отсутствует, чаще второе. Тогда детвора ищет, что бы поесть: их бурлящие животики требуют хоть какой-нибудь пищи. Иногда малыши находят очистки, из которых получается прекрасный суп, иногда какую-нибудь рыбью голову или кишки животных. Мама может из этого сделать прекрасную еду. Ясмина глотает слюну, наполнившую рот. «Но сегодня, наверное, уже ничего не съедим, – грустно думает она, потому что мама уже пару дней не встает с кровати». Что же будет, если она умрет? Что будет с ними? Молодая женщина, находится за тысячи километров от родной деревеньки в штате Гуджарат. Ясмина словно наяву видит сон, хмурит свой гладкий лоб, и уголки губ ее опускаются. Снова она маленькая испуганная девочка…

– Иди к матери и помоги ей!

Она вдруг чувствует на своем худом плече сильный щипок.

– Я уже больше за акушерку платить не буду! – говорит отец с ненавистью в глазах. – Выброшенные деньги!

– Но я не знаю как! Я не умею! – пробует защититься Ясмина.

– Нура, пойдешь? Позаботишься?

– Ну, конечно, папочка! – соглашается сестра, гордо выпирая худую грудь.

– У тебя, по крайней мере, есть характер!

Мужчина терпимо относится только к средней дочери, которую в других условиях можно было бы назвать его любимицей. Но тут, в бедных индусских трущобах это вряд ли дает ей шанс выжить.

– Рабия, со мной! – резко обращается он к младшей, вообще на нее не глядя. – Может, наконец-то на что-нибудь сгодишься.

Он хватает ее за маленькую ручку и тянет за собой.

Стоящие на пороге две худышки в грязных потертых платьях неуверенно осматриваются и видят, как их отец неожиданно нежно что-то шепчет их сестре на ухо, потом берет ее на руки, чего никогда не бывало, и удаляется от дома. Еще минуту они видят, как те вместе садятся в красную запыленную двуколку. Малышка с улыбкой машет им на прощанье.

Они входят в барак, который состоит из одной комнаты с брошенными на землю грязными матрасами. Пара горшков под стеной, где также расположено небольшое, холодное сейчас кострище. Вместо стола у них циновка неизвестно какого цвета, потому что остатки еды и приносимая на босых ногах грязь въелись в нее и покрыли толстым слоем. Из глубины помещения доносится тихий стон. Дочери бросаются на помощь к матери, но вообще не имеют понятия, что нужно делать.

– Пить! – слышат они тихий шепот.

Когда женщина вытягивает болезненно худую руку из-под толстого пледа, оттуда распространяется смрад гнили. Девочки пятятся, стараясь от этого страшного смрада убежать.

– Мама, что тебе? – не выдерживает Ясмина.

– Что-то я не могу родить этого ребенка, – признается женщина, глотая несколько капель желтой воды из металлической кружки.

– Папа пошел за акушеркой, – уверяет Нура, а глаза ее полны слез. – Сейчас с ней вернется.

– Не думаю, мои любимые. Послушайте! – она хочет дать им последние советы. – Вы должны рассчитывать только на себя.

Она старается поднять голову, но та падает безвольно на подушки.

– Не знаю, не лучше ли было бы вам жить на улице. Нужно уехать в большой город. Может, даже в Ананд. Здесь вас ждет гибель…

Она замолкает, дышит с трудом, закрывает глаза и выглядит так, словно потеряла сознание. Беспомощные девочки сидят вдвоем тихонько, как зайцы, у ее подстилки. Они не чувствуют течения времени, только все больший ужас и голод.

– И что же вы сделали за это время? – отец открывает дверь из жести, заливая темный барак снопом света. – Как вы о матери заботитесь?!

Он кричит, хватая каждую за спутанные, склеившиеся от грязи волосы, и отбрасывает за себя, как мусор.

– Даже на это не способны!

Он замахивается ногой, стараясь им дать пинка, но девочки быстрее выбегают наружу. Они слышат еще проклятия и хрип мужчины, который поминутно сплевывает зеленую мокроту, скопившуюся в его легких.

– Госпожа акушерка! Госпожа акушерка пришла! – просто пищат от радости дети, натолкнувшись на толстую, одетую в традиционную одежду женщину.

– Я же говорила, что папа не даст маме умереть?! – сообщает Нура довольно.

– Где Рабия, наша сестричка?

Ясмина хватает женщину за полы жесткого сари и нетерпеливо тянет, желая обратить ее внимание на свои слова. Та, однако, вместо ответа пожимает плечами и пренебрежительно машет рукой. Она отряхивает одежду и гордо входит в смердящий барак.

– Папа, где Рабия? – спрашивает старшая сестра со страхом в голосе. – Ведь она никогда одна никуда не ходила.

У девочки от беспокойства дрожит сердце, ее охватывает плохое предчувствие.

– Кто-то же должен работать за услуги акушерки, – бешеный отец, о чудо, отвечает. – Если ваша мать не может сама родить, это уж она виновата…

Он замолкает – и так много сказал, – поворачивается спиной и уходит из своего дома на свалке.

Ясмина чувствует огромную жалость: она уже знает, что сестры больше никогда не увидит.

Через пять лет после того случая во дворце принцессы в Вади-Ханифа по-прежнему ее сердце разрывается от боли. Одна большая слеза стекает из уголка глаза, и спящая девушка вытирает ее автоматически. Она тяжело вздыхает.

– Идите-ка сюда!

Через пару длящихся, как вечность, часов девочки слышат крик акушерки, доносящийся из глубины дома и в беспокойстве врываются в барак.

– Вы должны вынести это далеко.

Акушерка вручает Нуре маленький сверток из грязного порванного и окровавленного полотенца, а та с испугом принимает пакет, неуверенно глядя на сестру.

– В конце концов, можете даже выбросить за домом, ведь вокруг вас свалка, – говорит она с презрением. – Ну, шевелитесь!

Она кричит, потому что соплячки замерли и не в состоянии сделать и шага.

– Я это возьму.

Ясмина выручает младшую сестру, смотрит в заплаканные глаза матери, находящейся в полусознательном состоянии, и идет вперед.

Нура идет за ней шаг в шаг. Ловко и искусно взбираются они узкой протоптанной дорожкой за домом, чтобы все же не оставить это «что-то» слишком близко от места, где они живут.