Достойные мужи внесли посильный вклад, чтобы превратить Рим в притон разбойников, бездельников, развратных женщин и пьяниц. Мы дружно голосовали за бесплатные раздачи хлеба, развращая тем самым последних честных тружеников; на многочисленных празднествах и триумфах люди толпились у бочек с вином, а грандиозные гладиаторские игры удовлетворяли их потребность в зрелищах. Но аппетит приходит во время еды. Этому сброду показалось мало всего, что им давалось бесплатно. Они вознамерились уничтожить лучших мужей Рима, забрать их имущество, жен, дочерей. Это с нашего молчаливого согласия где-то в Этрурии с тысячами вооруженных разбойников бродит Катилина, а его сторонники строят планы сжечь наш город.

Что стало с Римом, покорившим Испанию, Африку, Грецию, Азию? Куда делся Сенат, решавший в несколько минут судьбы царей и вождей народов? Вот уже два дня мы не можем передать в руки палача четырех преступников, замысливших уничтожить город и нас с вами. Великий Сулла за такое разбирательство отправил бы в ссылку весь Сенат. Смерть заговорщикам — таково мое слово!

Крассу удалось то, чего не смог добиться своим красноречием Цицерон. Грубоватая речь Марка Лициния пробудила сенаторов от спячки и подтолкнула к действиям. Следующим взял слово Квинт Катул.

— Почтенные сенаторы, Марк Красс сказал то, о чем думали многие, но не решались произнести вслух. Я могу лишь добавить, что держать заговорщиков в тюрьме — занятие весьма опасное. Мы взяли лишь вожаков заговора, а тысячи их сторонников живы, свободны и строят планы освобождения своих вождей. Благодаря нашему попустительству в Риме нет недостатка в разбойничьих шайках, способных на отчаянные поступки. По городу бродят толпы вооруженных гладиаторов, нанятых неизвестно кем. Собственно, целый отряд фракийцев содержал Цетег, что ни для кого не является тайной. Мы должны уничтожить главных заговорщиков, и сделать это следует как можно скорее.

Неожиданная активность Сената побудила высказать свое мнение и безвольного товарища Цицерона — Гая Антония. Он вовсе не горел желанием решить судьбу узников капитолийской тюрьмы, просто должность консула требовала хотя бы изредка совершать какие-нибудь действия.

— Достойные ораторы говорили весьма убедительно и правильно, но мы забыли, что речь идет о римских гражданах, и без согласия народного собрания их не могут лишить жизни ни Сенат, ни консулы.

У несчастного Антония вспотел лоб, пока он произносил эту короткую речь. И тут он встретился взглядом с Марком Крассом. Самый богатый человек Рима едва не испепелил гневным взором недалекого консула. Тот немедленно ощутил потребность продолжить речь.

— С другой стороны, чтобы созвать народное собрание, нужно время, а оно работает на Катилину и его сторонников. И еще: я не вижу в Риме такого места, где можно спрятать заговорщиков без опасений, что их не попытаются освободить сообщники.

— А ведь Антоний прав, — поднялся Гай Юлий Цезарь. — Сенат существует для того, чтобы блюсти законность в государстве. Чем же мы, уважаемые отцы народа, будем отличаться от обычных разбойников, если отправим на смерть римлян вопреки всем существующим законам. Сейчас для нас ясно как день: они преступники и должны быть уничтожены. А ведь спустя несколько месяцев, или лет, Рим взглянет на наше решение по-иному. Не поставят ли Сенату и консулам в вину нарушение законов, установленных нашими мудрыми предками? Не лучше ли арестованных удалить в города, какие покажутся вам достаточно безопасными, и держать их в оковах под стражей до победы над Катилиной? Имущество преступников можно немедленно передать в государственную казну. На это мы имеем право.

— О каких надежных городах ты ведешь речь, Цезарь? Даже консул признал, что во всем Риме не найдется безопасного места, чтобы содержать заговорщиков, — вновь подал голос Децим Силан.

Не успел он занять место на скамье, как поднялся раскрасневшийся от гнева Марк Порций Катон. Это его предок настойчивыми требованиями в Сенате решил судьбу Карфагена. Этот город был словно бельмо на глазу Катона Старшего, он рассорился со всеми сенаторами, но все же добился своего. Между собой сенаторы шептались: «Придется разрушить Карфаген, иначе Катон не даст нам ни минуты покоя». В настойчивости, целеустремленности и любви к отечеству Катон Младший нисколько не уступал предку.

— Не о своих ли друзьях ты проявляешь заботу, Гай Цезарь? Признаться, я удивлен, что вижу тебя здесь, а не у Катилины или Манлия. Ведь у Цезаря долгов больше, чем у Красса денег, а Катилина, как известно, обещает списать все долги.

— Я рад, Катон, что ничего не должен тебе, и ты моих долгов не касайся, — невозмутимо ответил Цезарь на выпад Катона. — Ты сам, Марк Порций, не из дружеских ли чувств помогаешь Цицерону, которому страстно захотелось посмотреть, какого цвета кровь у римских патрициев?

Тут уж не смог сдержаться Цицерон.

— Катон мне друг, но истина дороже, — знаменитый оратор перефразировал известный афоризм греческого философа Платона[23]. — Я уже долгое время не беседовал с Катоном и не виделся с ним нигде, кроме Сената. Единственное, что нас объединяет в этом деле, — наши имена в письме Катилины к Лентулу. Там был длинный список лучших людей Рима, которых следовало уничтожить в первую очередь. А вот твое имя, Гай Юлий Цезарь, там почему-то не значилось.

— В этих списках не было имен и множества других сенаторов. Не хочешь ли ты, Марк Туллий, сказать, что они в сговоре с Катилиной?

— Конечно, нет. Однако, как ни прискорбно, ты, Гай Юлий, недалек от истины. В упомянутом письме не оказалось имен сенаторов Луция Кассия Лонгина и Публия Автрония Пета. Как ты думаешь, где они?

— Публий Пет — твой школьный товарищ, — заметил Цезарь. — Тебе лучше знать, где его искать.

— Их видели торопливо покидавшими Рим, а направились они в сторону Этрурии, — ответил Цицерон на свой же вопрос, пропустив мимо ушей выпад Цезаря. — Я нисколько не удивлюсь, обнаружив этих сенаторов в лагере Катилины.

— Мне кажется, Цицерон, ты хочешь опорочить всех сенаторов, чьих имен не оказалось в проклятом списке. Я даже начинаю подозревать, что его составил кто-то из отцов народа, чтобы поднять свой авторитет накануне выборов.

— Довольно словоблудия, Цезарь — Катон попытался завершить позорную для Сената полемику. — По-моему, все ясно: четверых заговорщиков следует предать казни. Для остальных тайных врагов это послужит хорошим уроком.

Вновь поднялся неугомонный Юлий Цезарь, но Цицерон успел перехватить инициативу:

— Довольно слов, Гай Юлий, мы внимательно выслушали твое мнение. Лично я склоняюсь к мысли, что твое выступление продиктовано не заботой о государстве, а лишь привычкой идти наперекор всем. В свое время ты не побоялся возразить Сулле и первым вернул из небытия имя Гая Мария. Твои смелость и упрямство достойны уважения, но примени их с пользой для государства и в другом месте.