Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, сколько секунд я стояла в оцепенении. Тело Матвея, за исключением лица, шеи, и нижней части рук и ног, было сплошь покрыто татуировками. Мне даже сначала показалось, что он в купальном костюме. Подрагивание мускулов и изгибы тела оживляли рисунки. Бронзовые карпы, по одному на каждой ягодице, шевелились в такт движений, упругие змеи ползли по стройным сильным бёдрам. Ветки, кинжалы и чёрные иероглифы переплетались в единую причудливую картину.
В этот момент бесстыжие глаза Надьки изумлённо распахнулись и остановились на застывшем в дверях моём изваянии. Подруга попыталась что-то сказать, но Матвей властно накрыл её рот своим. Я бросилась вон из квартиры. А там откусила от пирога и, не останавливаясь, слопала три куска. Еда всегда меня успокаивает. Сердце колотилось как бешеное.
Ну, Надька! Ну, стерва! Конечно, Матвей мне нравился. Как друг, в постель я бы с ним не легла. Но всё равно было обидно. Мне-то казалось, что я ему тоже нравлюсь. В тот день, когда девчонки меня нарядили и накрасили на выставку, я встретила Матвея на улице. И как же у него отвисла челюсть от восхищения – сразу предложил пожениться. Пусть даже в шутку. И после при каждой встрече он заговаривал, старался предложить помощь. С детьми сошёлся, Алька его обожает…
Входная дверь скрипнула. Надин, налившаяся красками удовольствия, томно повиливая бёдрами, вошла в кухню. И заговорила вкрадчивым голоском:
– Лейк, ну ты чего?
– Да ничего!
– Обиделась? Ну и глупо. Всё случайно получилось. Я встретила Матвея на лестнице и сквозь ткань рубашки увидела тату. А парень рукав задрал, я попросила – выше. Ну, он сказал: пошли домой… я там сниму рубаху. А я сама с него всё сняла. Оххххххх, Лейка, он же ходячая картина! На коже все татушки, как живые. Ну я ему: потрогаю? Он: трогай. И я погладила сначала по спине. Потом рука сама скользнула на живот. И он такой горячий. Я просто не могла остановиться… Ну, это выше моих сил!
Надька жадно надкусила яблоко. Я молчала.
– Ты не поймёшь…
– Ну отчего же? – подкипела я. – Очень даже понимаю.
– Матвей – ходячее произведение искусства. А какая ветка сакуры у него в интимном месте! Я как увидела, чуть не скончалась… – Надька продолжала переживать сладость соития. – А ты заметила меч на левом плече?
– Больше мне делать нечего, как вглядываться в его бицепсы! – взбесилась я.
– А чего тогда так долго на нас пялилась? – съязвила Надин.
– Ну-у-у, знаешь, Надь, мало того что я разволновалась, а мне это сейчас вредно, ты ещё и издеваешься! Спишь с кем попало, а я должна на вас натыкаться?
– Вот не надо приходить к мужчинам с дурацкими плюшками. Думаешь, им пироги нужны? А вот я, кстати, от шарлотки бы сейчас не отказалась.
Я почувствовала себя полной идиоткой: Надька успела рассмотреть не только мою растерянность, но и несчастный пирог в руках. Молча подвинув к подруге тарелку, я опустила голову, не желая видеть довольное лицо Надин.
– Лейка, не обижайся. Я ж пошутила. Ты у нас хорошая, красивая. Захочешь – Матвей может и с тобой переспать. Он, судя по всему, без комплексов. И любовник отличный.
– С дуба рухнула! Оно мне надо? – Я подскочила от негодования, припомнив, что Надька и со Стасом опередила меня в постели.
Но уж теперь дудки! Тем более Матвей – не Стас. Мне нравится в мужчине шарм, остроумие, обаяние – всё то, чего и близко нет в Матвее.
– Скажи, а зачем ты трахаешься с мужиками? – После сегодняшней сцены у соседа я уже не выбирала выражений.
– Для вдохновения. Ни один мужик не стоит картины, но может вдохновить. Секс – как наркотик, я беру из него ту силу, которую переношу в полотна. Конечно, мне нужен не тупой секс. А так, чтоб чувствовать себя желанной. Обольстительной. И самой быть в состоянии влюблённости. И чувствовать влюблённость в себя. Без этого ничто не рождается и не вращается во мне. На самом деле, когда я пишу картину – это наивысший оргазм, это дикое удовольствие, сильнее, чем с любым мужиком. Но без эротической подпитки картины получаются сухие, безжизненные.
Надька уничтожала остатки шарлотки, жуя без остановки. И так же без остановки продолжала рассуждать.
– А вот когда во мне бродит желание и я нравлюсь, знаешь, какое всё живое и наполненное получается. Вот ты сразу сможешь отличить, что написано, когда я была влюблённой, и что написано, когда у меня не было мужика.
– «Красные маки» – это точно от большой страсти?
– Ага. Угадала. У меня тогда такой любовник был потрясающий. Самец. Мы прямо в мастерской на полу как две змеи сплетались. А потом он уходил, а я писала всю ночь как одержимая. Он так и называл меня «женщина с кисточкой».
– А твой натюрморт с вазой невыносимо скучен.
– Я механически его нарисовала. В унынии, что нет любви.
– А почему ты ко всем так быстро остываешь? Может, тебе найти кого-то одного и любить только его?
– Ты не понимаешь! Мне постоянно нужны новые впечатления. Острые, сильные. Они стимулируют к творчеству. Я могу любить. Мужа своего любила. Целый год! Но привычка ослабляет чувства. А быт тем более. И всё… Понимаешь, всё! Кончается желание. Кончается интерес друг к другу.
Шарлотку подруга осилила полностью, удовлетворённо откинувшись на кухонном уголке. Глисты у неё, что ли? Столько всё время ест и ни капли не полнеет.
– Нет, я не понимаю, ведь если любовь настоящая, она сразу не кончается. Ты живёшь любимым человеком, дышишь им – каждый день. И не надоедает. Нисколечко. Наоборот, скучаешь без него. – Я тоскливо пыталась спорить с Надькой.
– Лейка, мы о разном говорим. Ты – наседка. Полюбила – замуж вышла – родила. Кастрюли, котлеты, пелёнки. Я бы сдохла от такой скуки. И картины писать перестала бы. Мне нужен полё-ёт! Лёгкость! Свобо-ода!
Нельзя сказать, чтоб я не понимала Надьку. Понимала. Она натура творческая, мятежная. А я – простая. Мне в любви всегда хотелось преданности. Что за радость – переспать и навсегда расстаться? Только сердце надрывать… Ну, получилось так со Стасом… Но ведь не по моей вине. Я верная. Да только кому это нужно?
– Лейка, не грусти. И на твоей улице перевернётся грузовик с пряниками. – Надин обняла меня за плечи. И ушла в душ.
Если собака взбесилась, значит ли, что взбесится и корова?
Корейская пословица
Бывают дни, когда карты раскладываются в ненужные пасьянсы, а звёзды выписывают головокружительные комбинации, чаще всего – неприятные.
Всё ещё негодуя на Надьку, я пыталась успокоиться, накрывая на стол. Скоро дети вернутся, наверняка голодные. Да, я клуша. И не могу переспать с мужиком просто так.
Добило меня окончательно то, что теперь опять придётся что-то готовить: пирог уничтожен, а фруктов с борщом моей ораве не хватит.