– Вы думаете, это все-таки была шутка? – Она смотрела на него с надеждой. – И Речицкий знает, что это шутка?

Монах пожал плечами: что уж теперь… Шутка? Какая шутка! После «убийства» Ребров мог держать приятеля в руках… на всякий случай. Речицкому не позавидуешь, он потерял друга, и ему напомнили об убийстве. Можно сказать, что Ребров все-таки использовал запись, хотя и не по своей воле…

– Лара, не думайте об этом. Мы не знаем, что это было. Это их дела…

Прозвучали его слова так себе, неубедительно, но Лара была рада и этому.

– Вы думаете, Ребров рассказал ему правду?

И снова Монах пробормотал что-то невразумительное, прекрасно понимая, что рано или поздно придется рассказать ей, что запись в полиции, что Речицкого пытаются обвинить в убийстве неизвестной девушки.

Даже если мэтр отмажет его, сам Речицкий будет жить с памятью об убийстве и странном поступке близкого друга. Да и слава отмазанного убийцы не подарок.

Надо бы ей сказать, конечно, но не сейчас, пусть опомнится после смерти мужа…

Черт, что же делать? Монах, ни при каких обстоятельствах не терявшийся, не знал.

Они сидели молча.

Лара, выговорившись, напоминала выжатый лимон. Она была еще более бледной и измученной, и Монах сказал, что ей нужно лечь пораньше, принять что-нибудь или выпить чаю с ромашкой.

Она кивнула, но ему показалось, она его не услышала.

– Мне остаться? – спросил он.

Она словно проснулась, взглянула на него и помотала головой:

– Нет, что вы! Я сейчас лягу, я не боюсь, идите, Олег, вы и так много для меня сделали… Вы и Леша…

Повторялась вчерашняя сцена, она проводила его до двери, он приобнял ее, и она приникла к его плечу. Он выпустил ее и приказал запереться; стоял на лестничной площадке и ждал…

А потом пошел домой. Ему несколько раз звонил Добродеев, чтобы вытащить в «Белую сову», но настроения идти на люди у Монаха не было ни малейшего, и он пошел домой.

Шел, мрачный, бубнил что-то себе под нос; он действительно не знал, что делать.

Дело об убийстве Якова Реброва, похоже, зашло в тупик. Во всяком случае, не двигалось.

Подозреваемых было прилично, знакомых и приятелей полгорода, обиженных супругов и брошенных женщин немерено, а толку чуть. Токсин не опознан, женщина, чья кровь была в прихожей, не найдена. Подозреваемых в убийстве его подруги Анфисы не было вовсе. Сгоряча арестовали ее мужа Владислава Трепакова, потому что соседка слышала, как они ссорились, и он угрожал жене, но потом выпустили – у него было убедительное алиби.

Ольга Ивановна Полторак, ближайшая подруга жертвы, ничем не могла помочь – у Анфисы не было тайного романа на стороне, и кому она могла отпереть дверь, девушка не имела ни малейшего понятия.

Сначала майор Мельник даже думал, что в убийстве замешана сама Ольга, влюбилась в Реброва, ревновала, возможно, они даже встречались, а потом он переметнулся к Анфисе, и она из ревности убила Анфису. Но у нее тоже было убедительное алиби. Она уехала с другими девушками на такси, потом к ней в гости напросилась одна из девушек, Дина Панайоти, и они еще долго болтали и гоняли чаи, потом в стену постучала соседка, которой они мешали спать. Короче, Дина осталась ночевать у Ольги. Конечно, они могли сговориться и вернуться в квартиру Анфисы, но…

Майор только вздохнул.

…А тем временем Монах сидел в Интернете и рассматривал картины Марка Риттера, а на стене над компьютером висела картина Димы Щуки, взятая без спроса из студии художника.

Она была приятна глазу, не менее приятна, чем пейзажи Марка Риттера. Та же зелень, та же река, те же руины вроде разрушенного маяка на излучине.

Монах время от времени поднимал глаза и любовался картиной Димы Щуки, потом переводил взгляд на экран и любовался пейзажем Марка Риттера.

Дима Щука давно не был дома, Добродеев попытался найти его, но безуспешно. В забегаловках его уже около недели не видели, парочка приятелей, известных Добродееву, также ничего о нем не знали.

Добродеев не мог понять, зачем Монаху нужен Дима, если его картина у него уже есть.

«Пишет в любом жанре!» – сказал Добродеев. Или это был Иван Денисенко?

Вот оно! То, что Монах пытался вспомнить. В любом жанре!

От созерцания пейзажей Монаха отвлек звонок в дверь. Пришел Добродеев, которого распирало желание доложиться про поминки.

– Ну как твоя подопечная? В чем дело, Христофорыч? Ты же обещал прийти! Классно посидели, между прочим, все удивлялись, что нет вдовы. Я сказал спич, все прослезились…

– Молодец, Лео. Написал заранее?

– Экспромт! Могу повторить, хочешь?

– Конечно, только не сейчас. Почему не пришел? Так получилось, Леша, я не мог ее бросить. Проводил домой, посидел пару часов. Она плакала, ей нужно было выговориться, она чувствует себя виноватой, потому что не любила мужа, а он спас ей жизнь. Уговорил ее прилечь и ушел.

– Может, мне тоже ее навестить? Рассказать, как все прошло… Или позвонить?

– Конечно, позвоним и навестим. Присядь, Леша, я хочу тебе что-то показать. Смотри, это сайт Марка Риттера.

– Ну, видел, знаю, и что? – Добродеев подтащил стул, уселся рядом с Монахом и уставился на экран.

– У тебя с английским как?

– В совершенстве! Плюс французский, итальянский, немецкий и…

– Это хорошо, – перебил Монах. – Посмотри на текст, ничего не видишь?

– В каком смысле? Я уже видел. Текст как текст, все понятно. Биография, детские годы, творчество…

– Что такое «лорри», Леша?

– Большая машина. Его отец ездил на большой машине, видимо, на грузовике, мать работала в театре. Ну и?.. При чем тут его творчество?

– А что такое «трак», Леша?

Добродеев задумался.

– «Трак» – это тоже большая машина, только не в Англии, а в Америке, – сказал Монах. – Отец Марка Риттера не мог водить «лорри», он водил «трак»! Никогда американец не употребит слово «лорри», понимаешь? У меня в институте была англичанка, полжизни проработала в Штатах, вдалбливала нам, что это разные языки.

– Это спорно, – заметил Добродеев.

– Согласен, спорно, но ведь мы сейчас не об этом, правда? Мы сейчас о другом.

– Ты хочешь сказать, что текст писал англичанин? И что?

– Господи, да нет же! Текст писал наш отечественный учитель английского языка.

Добродеев озадаченно смотрел на Монаха.

– Это фейк, понимаешь? Такой же, как Марк Риттер! Нет такого художника, и не писал он ни пейзаж с разрушенным маяком, ни «Голубую женщину». Это фикция, афера! Единственный сайт на весь Интернет.