– Не говорите этого, Пемброк, – с живостью перебил его граф Солсбери. – Я не могу этого слышать и за все короны вместе взятые не пожелал бы причинить зло сыну моего отца. Притом, я думаю, что можно быть хорошим рыцарем и дурным королем. Милорды и господа, прошу вас, займите свои места и удостойте выслушать меня спокойно. Как рыцарь, я имею обязанность, которую прежде всего должен исполнить, и хотя ужасное известие, которое я получил по приезде, возмутило меня, я желал бы, однако, с достоинством исполнить свой долг.

Бароны повиновались, но с мрачным и недовольным видом. Вильгельм снова приблизился к трону.

– Государь, – сказал он своему брату спокойным голосом и с большею почтительностью, чем король мог надеяться, – когда мы расстались в Турени, я уступил, хотя с большим сожалением, вашему настойчивому желанию и поручил вашим заботам благородного рыцаря, сира де Куси, которому вы обещали почетный плен. Вы лучше всех знаете, как держите свои обещания, и потому я не желаю вам об этом напоминать. Достаточно будет, если скажу, что для чести моего имени, чтобы изгладить пятно, которым вы омрачили его, я решился возвратить свободу моему пленнику. Хотя я и не желал получать плату за его освобождение, но из боязни увеличить оскорбления, которые понес через меня благородный рыцарь, я решил назначить за него выкуп в семь тысяч крон. Его паж здесь и готов выплатить эту сумму, а я требую от вас, как своего права, немедленной выдачи мне сира де Куси, потому что, как я полагаю, он еще жив, хотя и заключен в башне, одно имя которой будет вечным позором для Англии. Я не допускаю мысли, чтобы нашелся такой подлец, который решился бы и его убить.

– Граф Солсбери! – возмутился Иоанн Безземельный, подняв голову со строгим выражением и достоинством, которые умел разыгрывать при случае.

Но увидев гневное лицо Вильгельма и презрительные взоры баронов, он рассчитал, что будет благоразумнее притвориться, и сказал кротко:

– Граф Солсбери, не от вас, нашего брата, мы ожидали слышать слова, которые в ваших устах еще менее извинительны, чем произнесенные другими безумцами, не понимающими нас… Да, это правда, гнусные злодеи, перетолковав отданные мной приказания, совершили в этом городе возмутительное преступление, которое приписывается нам недоброжелателями и врагами нашими. Наше достоинство налагает на нас обязанность презирать подобные клеветы; но забота о нашей чести, которая нам дороже всего в мире, не позволяет нам стерпеть этого презрения. И так как возвысились голоса, обвиняющие нашу особу, мы готовы оправдаться перед вами, граф Солсбери, и перед всеми нашими английскими баронами.

Замечая, что его слушают, Иоанн продолжал с большей самоуверенностью и смелостью:

– Я знаю, что клеветники не устрашились даже сказать, что нами нанесен смертельный удар, лишивший нас нашего возлюбленного племянника. Что до этого, милорды и господа, я обращаюсь к вам и от вас ожидаю оправдания, так как вам всем известно, что большую часть вчерашнего дня и даже, можно сказать, целый день, я был занят чтением депеш из Рима и Германии вместе с графом Арунделем и лордом Биготом.

– За исключением двух часов утром, – возразил лорд Бигот, – и трех вечером, от шести до десяти. И я не могу утаить, что при моем прибытии именно в шесть часов вечера я обнаружил, что вы были необыкновенно бледны и взволнованы.

– Храбрый рыцарь Гийом де Ла Рош-Эймон все это время провел с нами, – сказал король. – Не так ли, прекрасный сир? – прибавил он, любезно обращаясь к молодому рыцарю.

– Точно так, государь, – пробормотал Гийом. – Но…

Заинтригованные этой недомолвкой, все бароны подняли головы, надеясь, что Иоанн хоть тут придет в замешательство.

Король ни на минуту не смутился и, пользуясь нерешительностью молодого рыцаря, продолжил с живостью:

– Под этим «но» вы имеете в виду, что мы ходили с вами вечером в башню, где был заключен этот бедный ребенок? Совершенная правда, милорды, и именно это обстоятельство очень благоприятствует мне, потому что граф де Ла Рош-Эймон может вам засвидетельствовать, что в это время Артур был еще жив. Граф сам слышал, как я бранил тюремщика за то, что он заключил принца Артура и рыцаря де Куси в тюрьму. Он может также сказать вам, что я прогнал этого человека за ослушание и после этого отдал приказание перевести пленников в другое помещение, более сообразное с их званием, после чего ушел из башни, чтобы не возвращаться более. Все ли это истина, граф де Ла Рош-Эймон? – докончил король, устремив строгий, угрожающий взор на молодого рыцаря. – Отвечайте же! Не бойтесь говорить!

Гийом побледнел, но кивнул, а Иоанн с полной самоуверенностью продолжил:

– Из того, что вы слышали, милорды, теперь вы можете судить, что это клевета. Впоследствии, когда мы соберем все факты, доказывающие нашу непричастность, мы обличим наших обвинителей. Но до тех пор пускай никто не дерзает и намекать на это несчастное дело. Мы не можем допустить этого. Что касается сира де Куси, то мы желали бы, граф Солсбери, прежде чем возвратить ему свободу…

– Напротив, государь, прежде всего надо возвратить ему свободу, – решительно перебил его граф. – Пленник принадлежит мне; я назначил за него выкуп; его паж готов выплатить деньги, и я требую, чтобы рыцарь немедленно был мне возвращен.

– Полно, Вильгельм, успокойтесь, – отвечал Иоанн, зловеще улыбаясь. – Все будет сделано по вашему желанию. Как раз после обеда мы пришлем вам повеление выпустить его.

– Ха-ха-ха! – раздался чей-то голос в конце залы. – До обеда Куси будет отправлен на тот свет!

– Клянусь честью! Дурак вполне разумно рассуждает! – воскликнул Солсбери. – Мы только что получили такое страшное доказательство недоразумений, совершающихся в ваших тюрьмах, государь, что с вашего позволенья не оставим там ни на минуту больше храброго рыцаря. Я сам беру на себя обязанность идти за ним.

– Погодите, по крайней мере, пока я дам вам повеление, – возразил король, грозно нахмурившись. – Благодарите небо, Вильгельм, за то, что вы мне брат. Клерк, напишите повеление.

Чиновник повиновался. Иоанн взял у него пергамент и стал читать, но так медленно, что невольно в душе графа вспыхнуло подозрение. Наконец король поставил подпись и, передавая повеление брату, сказал угрюмо:

– Теперь это дело в ваших руках.

Потом пробормотал сквозь зубы:

– Лишь бы Куси успел пообедать.

Но видя, что граф Солсбери подходит к дверям, он вскричал:

– Вильгельм, где же паж? Во время вашего отсутствия он должен отсчитать назначенный выкуп.

– Вот паж и его свита, – заявил граф Солсбери, повернувшись и указав на Эрмольда де Марси, герольда, Галлона-шута и двух воинов, стоявших на другом краю залы в ожидании приказаний графа, который привел их. – У него золото, и он готов тотчас расплатиться с вами.

– А что это за человек с таким длинным носом? – спросил король, мигом развеселившийся при виде фигляра. – Отвечай же, Вильгельм!

Но граф Солсбери не дал ответа, потому что ушел, а Галлон, всегда довольный, когда мог порисоваться, поспешил сам себя представить.