Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мак бросил рюкзак в багажник и сел за руль.
– Вы бы пригнулись, – сказал он.
Через пять минут мы были за городом.
– Ну вот, наконец мы богатые! – произнес Мак, прижимая машину к обочине.
– И свободные, – сказал Холст.
– У меня сильное желание забрать свои триста тысяч и расстаться с вами. Так безопасней. До Женевы рукой подать. Что я еще могу сделать для вас? – Мак обвел нас с Холстом взглядом.
Мы переглянулись.
– Нам нужна пара строгих костюмов, туфли, черные очки и, – я задумался, прикидывая, что еще понадобится для маскировки.
– Футляр для саксофона! – произнес Холст.
Я уставился на него.
– Чем плоха маскировка? – пожал он плечами. – Два музыканта. Ты на чем-нибудь играешь?
– Нет.
– Тогда купи ему футляр для скрипки, – сказал Холст.
Спустя час мы прощались с Маком.
– Вы вернули мне жизнь, – произнес он, неожиданно расчувствовавшись.
– А ты нам свободу, – сказал я, пожимая Маку руку. – Что будешь делать?
– Вернусь в тюрьму, поработаю месяц для вида. Потом уволюсь и уеду в Тибет на пару лет. Там лечат эту заразу. А когда вернусь, открою свой бизнес.
– Удачи, Мак! – пожелали мы ему.
– Вам тоже! Может, когда и встретимся – сказал Мак и сел в машину.
– Все бывает, – согласился я.
– Счастливчик! – сказал Холст, глядя вслед удаляющемуся «пежо» Макса. – Он свои проблемы почти решил. Пошли и мы?
– Пошли, – сказал я и сунул под мышку пустой футляр из-под скрипки.
Мы двинулись по дороге в направлении Женевы. Холст помнил адрес, который когда-то дал ему Филипп. Если он еще действителен, паспорта нам сделают. По крайней мере нам хотелось на это надеяться.
Трава у обочины была желтой, а небо над нашими головами висело, налившись густой сентябрьской синевой. И мы видели его полностью, от края до края, а не фрагментом, как еще сутки назад.
Нас подобрал мебельный фургон, и через сорок минут мы были в Женеве.
По адресу мы приехали на такси. Это была тихая улица со старыми отреставрированными домами. У нужного нам подъезда, нагло въехав правыми колесами на тротуар, стоял длинный фиолетовый лимузин «Мерседес-Бенц», люксовская модель.
– Кажется, все в порядке, – сказал Холст, кинув на него взгляд. – Здесь живут либо фальшивомонетчики, либо шулера.
– Наверняка, – согласился я, кинув взгляд вдоль улицы, на которой, в основном, стояли скромные малолитражки.
Мы позвонили в дверь.
Нам открыла хорошенькая блондинка в стиле «самое сексуальное слово – это деньги».
– Начало хорошее! – произнес Холст и поздоровался.
Блондинка ответила.
– Нам нужен Франсуа Шарль Ру, – сказал Холст.
– Кто вы? – спросила девушка.
– Я друг Филиппа.
Блондинка странно посмотрела на нас, попросила подождать и исчезла. Вместо нее через пару минут появился какой-то повеса в черном костюме, со странно поблескивающими глазами.
– По какому вопросу к Франсуа? – спросил он.
– По бумажному, – ответил Холст.
Повеса окинул нас более внимательным взглядом и произнес:
– Проходите.
Нас провели в просторный холл и оставили одних. Вскоре появился мужчина лет пятидесяти. Он прошлепал по паркету босыми ногами и, остановившись перед нами, представился:
– Франсуа! – затем безо всякого перехода спросил: – А где сейчас Филипп?
Холст пожал плечами:
– Понятия не имею.
Франсуа озадаченно хмыкнул:
– Но вы сказали, что пришли от него.
– Ваш адрес он дал мне шесть лет назад.
– Однако долго же вы шли.
– Да! – согласился Холст. – Но иногда спешка может все испортить.
– Где вы с ним познакомились? – спросил Франсуа.
– В тюрьме. Там были еще Жюль и Симон. В Жексе нас накрыла полиция. Когда мы разбегались, Филипп дал мне ваш адрес. Он сказал, что вы можете сделать паспорт.
– Филипп говорил мне о каком-то русском, – произнес после некоторого молчания Франсуа. – Но это было давно.
– Видимо, это я, – произнес Холст. – Вряд ли он мог знать какого-то другого русского.
– Вам нужны швейцарские? – спросил Франсуа.
– Нам нужны подлинные, – сказал Холст. – Если это возможно.
– Подлинные! – задумался Франсуа. – Хорошо. Но это будет не так быстро. К тому же дорого.
– Сколько?
– Двадцать тысяч с человека. Ждать месяц.
– Мы согласны, – сказал Холст. – С условием, что на это время вы пристроите нас в какое-нибудь спокойное место.
– Договорились. Задаток двадцать тысяч.
Холст взглянул на меня. Я достал из кармана пачку денег и, отсчитав двадцать тысяч евро, протянул Франсуа.
Тот, принимая деньги, кинул взгляд на пачку и одобрительно произнес:
– Вижу, вы не стеснены в средствах.
Мы сидели на пустующей вилле, хозяева которой недавно подались в более теплые места, и смотрели на озеро.
– Что будешь делать, когда получишь документ? – спросил Холст.
– Вернусь в Россию, – ответил я. – Пойду в паспортный стол по месту прописки, напишу заявление и через месяц получу родной российский паспорт.
– Как это? – удивленно посмотрел на меня Холст. – Ты же преступник.
– В России нет! Я сидел под чужим именем. А Отто Гюйз добропорядочный гражданин своей страны.
Холст удивленно покачал головой.
– Выходит, тебе только до России добраться – и ты легальный человек.
– Да. А ты что собираешься делать?
Холст пожал плечами:
– Попробую выяснить, как погибла моя семья. Мне надо знать, кто их убил, действительно я или кто-то другой. Иначе окончательно тронусь. Хотелось бы найти сестру, но после всего происшедшего она вряд ли захочет меня видеть.
– Может, поедешь в Россию? Сделаем тебе паспорт не хуже швейцарского. Пропишем, – предложил я.
Холст молчал и задумчиво смотрел вниз на озеро, по которому бодро шел прогулочный трамвай.
– Сейчас тебе лучше держаться подальше от Франции, – продолжал я. – В России наймем хорошего детектива и, если надо, переводчика. Пусть выяснит все обстоятельства убийства твоей семьи. А уж потом будем решать, что делать.
– Будем? – Холст оторвал взгляд от озера и посмотрел на меня. – Ты хочешь сказать…