Ганзейцы, которые подвергались нападениям и грабежам, требовали немедленного возмещения ущерба, и местный суд обязан был рассмотреть дело в течение восьми дней. В случае убийства или увечья позволено было применять к преступнику lex talionis (закон возмездия). В случае кражи вора сажали в тюрьму до возмещения ущерба. Если вор скрывался от правосудия, а его имущество оставалось в стране или ввозилось в нее, его конфисковывали и направляли в счет компенсации жертве. Во Фландрии в 1389 г. ганзейцы получили необычно широкие привилегии. Гент, Брюгге и Ипр совместно гарантировали, что любая вещь, украденная у ганзейца фламандцем в пределах графства Фландрия или даже за его пределами, подлежит возврату или возмещению. Если кражу совершал иностранец, граф Фландрии и города должны были оказать давление на город, куда бежал вор. Если в возмещении отказывали, указом предписывался арест всех купцов из того города и конфискация их товаров.

Если речь шла о невыплате долга, процедура различалась в зависимости от того, был кредитор ганзейцем или местным уроженцем. В первом случае немцы добились правила, которое вначале применялось только в Брюгге, а позже по всей Фландрии: местные суды вынуждали должника расплатиться в течение трех дней под страхом тюремного заключения и конфискации товаров. Если должник умирал, кредиторы получали первоочередные права на его имущество. Если должником оказывался ганзеец, снова превалировал принцип индивидуальной, а не коллективной ответственности. Ни один из ганзейцев не отвечал за своего коллегу. Самое большее, чего удавалось добиться, – долг выплачивал родной город банкрота, если соглашение было оформлено в установленной форме. В противном случае хватало простых показаний под присягой. Однако немцы не были освобождены от тюремного заключения за долги, что доказывает арест Хильдебранда Векинхузена в 1422 г. Правда, они могли избежать заключения, предоставив залог.

Особенно ревностно ганзейцы стремились оградить себя от рисков, возникающих после развязывания войны между страной, с которой они вели торговлю, и любой другой. Они не должны были нести убытки или становиться жертвами военных действий из-за того, что поставляли товары любой стороне. Отдельные условия, касавшиеся караванов в сопровождении охраны, доказывают, что зарубежная держава должна была, даже за своими границами, охранять купцов, которые направлялись туда или оттуда.

Одной из привилегий, на которых особенно настаивали ганзейцы во всех странах, было неприменение к ним закона об обломках кораблекрушения у берегов морей и рек. Очевидно, членам Ганзы было очень важно, чтобы они могли вернуть груз с кораблей, потерпевших крушение или севших на мель. Такое требование порождало больше судебных разбирательств, чем любое другое, во-первых, из-за бесконечного разнообразия обстоятельств, во-вторых, из-за споров, подпадает ли то или иное кораблекрушение под юрисдикцию королевского управляющего или агента местного правителя, и, наконец, из-за традиционного убеждения жителей прибрежных районов, что обломки крушения принадлежат тому, кто первым их найдет.

Ганзейцы постановили, что любые обломки кораблекрушения, спасенные из воды, должны храниться у жителей побережья год и один день, а затем передаваться законным владельцам или их наследникам после выплаты награды за спасение. Более того, «обломками кораблекрушения» признавались те случаи, когда невозможно было найти живых созданий, даже домашних животных. Однако если все пассажиры погибали, часто трудно было найти владельцев судна. Даже когда розыски увенчивались успехом, жители прибрежных районов и королевские управляющие или агенты местного правителя часто отказывали в возмещении ущерба. Особенно сложные споры вызывала выплата награды за спасение имущества (Bergelohn). Хотя в принципе ставки были фиксированными, спасатели почти всегда требовали заоблачные суммы. Если корабль терпел крушение вблизи берега и экипаж оставался в живых, по договору у команды имелось три дня на то, чтобы спасти корабль. Но жители прибрежных районов часто отказывались помогать морякам, чтобы не лишаться права на обломки кораблекрушения, или даже препятствовали попыткам спасти корабль, предпринимаемым владельцами или их соотечественниками. Если катастрофа случалась в открытом море и обломки выносило на берег, это становилось еще одним источником конфликтов. Местные власти настаивали на своем праве конфисковать обломки на том основании, что ганзейское происхождение груза не доказано. Короче говоря, хотя в жалованных грамотах говорилось о неприменении к ганзейцам закона об обломках кораблекрушения, данную привилегию постоянно нарушали в ущерб Ганзе.

Несомненно, больше всего зависти вызывали фискальные привилегии, самые ценные для ганзейцев. Они требовали – и получали во всех странах – значительное сокращение

таможенных пошлин, фиксированную сумму сборов, которые им приходилось платить – как в тарифе, предоставленном в 1252 г. графиней Фландрии, – а также гарантии того, что пошлины не будут расти и они не будут облагаться новыми налогами и сборами. Такое требование было почти эквивалентно ограничению власти зарубежного правителя в денежных делах. Вполне понятно, что подобные привилегии предоставлялись с большой неохотой. Например, в 1347 г., когда Эдуард III поднял экспортный налог на английское сукно, ганзейцы отказались его платить, ссылаясь на свои привилегии; и король в конце концов согласился, что они правы. 25 лет спустя возникли новые разногласия. Ганзейцы снова отказались платить «субсидии», требуемые королевской властью. Положение усугубила смерть Эдуарда III, которая случилась в очень удобное для Ганзы время. Споры из-за налогообложения отравляли англо-ганзейские отношения весь XV в. Надо сказать, что фискальные привилегии, которыми ганзейцы пользовались в Англии, отличались особенной щедростью. На определенные товары ганзейцы платили пошлин меньше, чем сами англичане. Например, за отрез беленого сукна ганзеец платил 12 пенсов, англичанин – 14, а некоторые иностранцы – 31 пенс.

Еще одной особой привилегией, на которую претендовали ганзейцы, было право реэкспорта непроданных товаров без повторной уплаты пошлины. Судя по некоторым документам, иногда этой привилегией пренебрегали, но ганзейцы строго следили за ее исполнением. В 1385 г., когда богатый Дортмунд – ский купец Кристиан Келмер посмел повторно заплатить несколько шиллингов пошлины, вывозя из Англии партию непроданных мехов, лондонская контора сразу же исключила его из Ганзы[28].

Немцам предоставляли и другие преимущества, которые способствовали расширению их торговли: право иметь собственную весовую – правда, в Брюгге они отказались от такой привилегии из-за высокой цены; право поверять меры и вес при помощи официально оцененных стандартов, предоставляемых им властями; право иметь точный тариф платы грузчикам, брокерам и за использование городского подъемного крана; проводить разгрузку и погрузку судов ночью и т. д. Насколько их претензии могли быть непомерными, ясно по тому, что в 1339 г. они пытались снять цепь, которой на ночь перегораживали гавань Слёйса, чтобы их корабли могли в любое время беспрепятственно заходить в порт. Филипп Смелый, в приступе ярости, сначала объявил, что просьба эта нечестная и ничем не обоснованная. Но вскоре согласился, чтобы начальник порта убирал цепь на ночь – бесплатно – по просьбе ганзейского корабля.