Мануил и патриарх не знали как благодарить, но больше надеялись не на единоверцев, а на латинян.

Франция тоже помогла, через блокаду прорвалась флотилия маршала Буссико, привезла 2 тыс. солдат. Но императора их появление порадовало несколько по иной причине. Он оставил на троне племянника Иоанна, а обратным рейсом эскадры улизнул в Европу. Побывал в Венеции, Флоренции, Франции, Англии. Везде его встречали с почестями, император есть император! Регенты, верховодившие во Франции, назначили ему ежегодную субсидию в 14 тыс. ливров, потом повысили до 30 тыс. – лишь бы застолбил побольше балканских земель за французами. Он не отказывался, подписывал любые договоры. Не отказывал и папе, при Мануиле повсюду устраивались совместные богослужения греческих и латинских священников.

Но и Москва не была оторванной от мира. До великого князя дошли известия – греческий император и патриарх докатились до вероотступничества. Василий I крайне возмутился. Посовещался с митрополитом и запретил поминать Мануила на церковных службах, прервал отношения с патриархией. Тут уж всполошился патриарх Антоний. Засыпал великого князя посланиями, горячо убеждал, будто ничего особенного не произошло: «Зачем пренебрегаешь патриархом, заместителем Христа?… Если Божиим попущением неверные народы окружили империю, то и доселе император рукополагается Церковью, имеет прежнее положение, за него возносятся те же молитвы, он помазан великим миром и рукоположен в цари и самодержцы ромеев, то есть всех христиан» [95]. Да какой там самодержец всех христиан! Мануил с протянутой рукой околачивался при чужеземных дворах, собирал деньги якобы на спасение родины. Но возвращаться не собирался. Он был уверен, что Константинополь обречен. Зачем же ехать в голодный погибающий город?

Нашествие Тамерлана едва не погубило Русь, но… открыло ей дорогу к освобождению. Теперь-то игру в верность и почтительность можно было отбросить. Тохтамыша и нового хана Койричака не желали больше знать, дань посылать прекратили. Хотя катастрофа Орды имела совсем не однозначные последствия. Она опрокинула баланс сил, сложившийся в Восточной Европе. Исчез противовес Литве…

Витовт осознал это мгновенно. Джагатаи еще прочесывали степи и горы, жгли города, а литовский государь поднял войска и объявил, он идет на Тамерлана! Дошел до Смоленска и остановился передохнуть. Здешние князья больше не выходили из-под власти Литвы, добросовестно приводили к Витовту дружины против его соперников. А сейчас между ними возник спор об уделах. Что ж, Витовт взялся расудить их. Несколько князей прибыли в его лагерь, смоляне высыпали из города, восхищенно смотрели на литовских героев – надо же, идут сразиться с самим Тимуром!

Но Витовт не собирался воевать ни с каким Тимуром. Целью его похода был именно Смоленск. Он решил захватить княжество в полную собственность примерно так же, как Киев, Витебск, Минск. Подал сигнал, и явившихся князей с боярами взяли под стражу, а воины бросились в ворота крепости. Пограбили город, казнили тех, кого Витовт счел своими противниками. Князей он отправил в свои тюрьмы, назначил литовских наместников. А войско разослал захватывать мелкие княжества в верховьях Оки – Карачев, Мценск, Белев, Козельск.

Эти княжества были союзниками Москвы и зависели от нее. Но Василий Дмитриевич не выразил ни малейших протестов. Какие там протесты! Его мечта быть вместе с Литвой становилась реальностью! Могущественный тесть прикроет от любых противников, хоть от ордынцев, хоть от Тамерлана. Стоит ли с ним ссориться из-за нескольких клочков земли? Василий с женой и Киприаном приехали к Витовту в Смоленск, поздравили с приобретением. Весело пировали – как радостно было чувствовать себя одной семьей! Пусть все знают, отныне два государя заодно. Небось, любой враг призадумается.

Попутно уточнили границы между двумя державами, и Витовт опять себя не обидел. Настоял, чтобы к нему отошли спорные города, Ржев и Великие Луки. Но он и сам делал широкие жесты, повторял обещания, слышанные великим князем в Пруссии: с Литвой Василия ждут такие успехи, какие и не снились его предкам. Да и в переговорах Витовт соглашался на ответные уступки – заверил, что в Литве больше не будет притеснений Православия, а Киприана оставил единым митрополитом для обеих стран. Киприан вполне удовлетворился, советовал великому князю подписывать договор. Что уж там Ржев с Великими Луками? Дружба дороже стоит!

Тревогу забил не ослепленный московский государь. Ужаснулся Олег Рязанский. Жизнь многому научила его. В молодости цапался с Дмитрием Донским за крошечную Лопасню, готов был и людьми жертвовать, и сам расшибиться. На склоне лет умудрнный князь воспринимал окружающую действительность гораздо шире и глубже. Рязанщине пока никто не угрожал, но Олег Иванович видел – смертельная опасность наползает на всю Русскую землю. Опасность скрытная, коварная. Русь пожирают исподтишка, по кускам. Витовт пленил не всех смоленских князей. Юрий Святославович и Василий Иванович скрылись, Олег дал им пристанище. К нему потекли от литовцев другие беженцы со Смоленщины, из верховских княжеств.

Рязанский князь собирал свое войско, формировал отряды из эмигрантов. Юрий Святославович рассылал слуг, призывал смолян подниматься против оккупантов. Вместе двинулись освобождать захваченные города и княжества. Подступили к Любутску – четверть века назад Дмитрий Донской прогнал отсюда армию Ольгерда, а теперь в Любутске уже сидел литовский гарнизон. Но… вмешался вдруг сын Донского! Прислал к рязанцам бояр, потребовал не воевать с его тестем и другом! Сражаться на два фронта Олегу было никак не с руки. Пришлось снять осаду, отступить в родные пределы.

Зато Витовт возбужденно потирал руки. Сосед задел его владения! Повод для войны и искать не надо! Повел всю армию, налетел на Рязанщину. Стоять в одиночку против Литвы Олегу нечего было и думать. Исчез в тайных лесных глубинах, как привык исчезать и от татар, и от москвичей. А Витовт вознамерился так запугать рязанцев, чтобы навсегда отбить охоту мешать его планам. Литовцы отметились страшной жестокостью. Катились шквалом смерти и огня. Кому повезло, не прирезали под горячую руку, угоняли в неволю. Опустошив княжество, Витовт вышел к Коломне, заехал в этот город в гости к Василию Дмитриевичу.

Зять радушно встретил его, снова пировали, обменивались лучшими заверениями. За праздничными чарами Витовт поучал Василия – ты-то чего стесняешься? Да, я кое-что приобретаю, у меня и подвластные области, и доходы растут. Но и ты можешь заняться тем же. Например, отбери у Новгорода источник его богатства, Двинскую землю. Ты мне посодействовал с рязанцами, а долг платежом красен, с Новгородом я тебе помогу. Предложение выглядело крайне соблазнительным. Не «золотые пояса», а московские чиновники будут собирать бесценную меховую дань, возьмут под контроль дороги к Уралу, к «закамскому серебру». Великий князь и его тесть ударили по рукам.

К новгородцам приехало их совместное посольство, выложило кучу обвинений. Василий Дмитриевич выражал гнев за то, что боярская республика опять ссорилась с митрополитом. Витовт негодовал, что в Новгороде приняли его врагов, литовского изганника Патрикия Наримантовича и Василия Смоленского. Ну а ко всему прочему, Литва в это время разругалась с Ливонским орденом, и два государя хором требовали, чтобы Новгород тоже разорвал отношения с немцами. Услышав подобные претензии, вечевики очень удивились. С каких это пор Москва запрещает им торговать с ливонцами? Недоуменно ответили: «Господин князь великий! У нас с тобою мир, с Витовтом мир и с немцами мир».