Едва родившиеся дети…

Первым порывом было бежать отсюда, туда, на воздух, к людям. Но в этот момент я увидела в углу саркофага толстую тетрадь, вернее – что-то типа ежедневника в кожаной обложке, с застежкой. А еще – туго набитый пластиковый пакет прямоугольной формы.

Осторожно, стараясь не задеть хрупкие косточки, я вытащила тетрадь и, отстегнув застежку, раскрыла ее.

Это был дневник. Дневник Доминик Леклер. Мелким, изящным почерком она описывала свою жизнь. Почти вся тетрадь была исписана таким ровным бисером. И только последняя запись резко отличалась от остальных. Рваные, прыгающие буквы, концы строчек сползают вниз. Но что там написано, я прочесть не могла. Потому что не знаю французского.

Ничего, прочитают. Я отдам этот дневник Миносяну, думаю, Георгий Вартанович лучше распорядится моей находкой.

– Вот ведь молодец девка! – в закрытом помещении склепа голос прозвучал особенно гулко, я едва не выронила из рук тетрадь. – Мы-то обыскались, все вроде перевернули, каждый уголок обшарили – ни…! А она приехала и с ходу сообразила, что к чему!

Я медленно повернулась – у входа в склеп стояли те два типа из отеля. Толстый и тонкий.

– Эй! – нахмурился шатен, рассмотрев мое лицо. – А ты кто такая? Филя, это же не она!

– Что вам надо? – по-английски поинтересовалась я. – Учтите, господа, я – подданная США, и мой отец…

– Шет ап! – прошипел Змей (ну очень похож оказавшийся тоже русским напарник Фили на гадюку) и повернулся к пузану: – Твою ж мать, неужели этим… кладбищем заинтересовалась и другая дура? Марсель ведь говорил, что именно Ярцева расспрашивала Жюли, его подружку-официантку, об этом месте. Эй, ты, – перешел он на довольно неплохой английский, – какого дьявола тебе тут надо?

– Как вы смеете! – Так, побольше искреннего возмущения, ведь абсолютно все американцы убеждены, что они – пуп мироздания и смысл существования вселенной, а все остальные – досадное недоразумение. – Я немедленно звоню отцу!

– Филя, забери у нее мобильник! – приказал Змей, страдальчески поморщившись. – Вот же невезуха, а! Неужели кто-то еще узнал про деньги?

Деньги? Какие деньги? Это что, тот самый плотно набитый пакет? Тогда там очень много денег.

Но в темпе просчитать – сколько, поделив объем пакета на размер купюры (надо бы уточнить – там евро или доллары?), мне не удалось. Очень уж целеустремленно направился ко мне квадратный Филя.

Крохотное помещение склепа мало подходило для игры в догонялки, поэтому пришлось отбиваться от пузана ногами. Эх, жаль, что на мне не туфли на десятисантиметровой платформе, тогда удалось бы продержаться значительно дольше. А так – мои пинки ботиночками лишь разозлили Филю, особенно когда я умудрилась врезать по самому дорогому. По-моему, между ног пузана даже что-то чвякнуло, словно я ударила по упаковке яиц. Впрочем, так оно, собственно, и было.

Филя взвыл, и в следующую секунду мой правый глаз взорвался. Во всяком случае, мне так показалось – сначала жуткая боль, а потом глаз перестал видеть. А я оказалась на полу, изо всех сил сдерживая рвущийся стон. Не хватало еще сопли пускать перед всякой сволочью!

Но самое неприятное – на полу оказался и мой парик. Шпильки, и так с трудом удерживавшие туго скрученную косу, от удара трусливо сбежали, и очутившиеся на воле волосы мгновенно сбросили с себя искусственную гриву.

– Ни фига себе! – присвистнул Змей, поднимая черные кудряшки. – Да у нас тут, оказывается, вовсе не убогая моль, а мастер маскировки! Вот уж не думал, что ты такая красотка! Даже жалко вешать будет.

Что? Вешать?! Это он о чем?

– А ты ее трахни перед повешением, – прокряхтел Филя, бережно баюкая травмированный орган. – Я бы тоже поучаствовал, но пока не могу.

– А ты вообще ничего толком сделать не можешь! – окрысился Змей. – От тебя одни проблемы, дубина! Трахни! И где ты видел раскаявшуюся соучастницу убийства, самозабвенно занимавшуюся сексом, перед тем как повеситься?

– А че? – гыгыкнул пузан. – Последняя радость, так сказать.

– Да у следствия и так вопросы будут по поводу свежего синяка на пол-лица, кретин! Ты что, не мог сдержаться?

– Я бы на тебя посмотрел, врежь эта сука по твоим яйцам! И вообще, хорош на меня наезжать, ты мне не босс! Мы тут на равных, забыл?

Они продолжали собачиться, а у меня вдоль позвоночника пополз слизняк страха. Мерзкий такой, холодный, липкий.

Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы сложить два и два. Эти уроды готовят из меня главное доказательство вины Олега. Вот мол, приехали из Москвы два психа-имитатора, решивших повторить трагедию семилетней давности. Думали, будут резать девушек безнаказанно, но главный с ходу попался, и его сестра, или кто она там ему, окончательно свихнувшись, решила закончить имитацию, повторив действия Доминик Леклер. Небось еще и записку собираются заставить написать. Интересно, как?

Нет, вообще-то, неинтересно. Совсем.

Вот только избитое лицо действительно никак не вписывается в первоначальный замысел, тут Змей прав.

А тошнотная парочка тем временем увлеченно делилась друг с другом познаниями в русском матерном. Следует отметить, что лексикон у парнишек был весьма скуден, пять-шесть основных терминов варьировались в различных последовательностях.

Но процесс их захватил, причем основательно, вот-вот должны были перейти к языку жестов.

ОК, Варвара, хватит валяться, надо попробовать покинуть это место, пока мальчики дерутся. Тем более что меня уронили практически у самого выхода.

Я маленькая улиточка, ползу себе, никого не трогаю, не обращайте на меня внимания, друзья, занимайтесь своими делами!

У меня почти получилось. Я доползла до выхода, и даже успела вскочить на ноги, и пробежать пять шагов, а потом моя голова резко дернулась назад, увлекая за собой все тело. Все, если выживу – отрежу эту предательскую косу! Будь у меня короткая стрижка – фиг бы меня сцапали.

И наматывать на руку, жестко зафиксировав мое лицо возле своей рожи, было бы нечего.

– А ты ведь действительно красивая, – ухмыльнулся Змей, в упор разглядывая меня, – очень красивая. Правда, Филя слегка подпортил внешность, но все равно – конфетка!

И в следующее мгновение жесткие, смердящие табаком губы впились в мой рот. Следом полез мерзкий язык, стремясь прорваться поглубже.

Я затрепыхалась, пытаясь вырваться, но это возбудило урода еще больше. К тому же трепыхаться, когда твоя голова жестко зафиксирована в чужих лапах, довольно сложно.

Ага, в лапах – в лапе! Вторая тем временем уже полезла под мой джемпер, сорвала бюстгальтер, стиснула грудь…

А в следующее мгновение поганец взвыл, и его лапы оставили меня в покое, рванувшись к лицу владельца.