В конце концов Чу Ваньнин все-таки отозвал Тяньвэнь и она исчезла в его ладони.

Хозяин Чэнь облегченно вздохнул и преклонил колени перед Ши Мэем, безостановочно кланяясь:

— Такой добрый, великодушный, милостивый господин! Воистину, вы — живой Будда, спасающий нас, простых людей, от горя и бед! У вас золотое сердце! Спасибо, что спасли мою семью, бессмертный господин! Спасибо, спасибо...

Этим всегда все и заканчивалось…

Чу Ваньнин был тем, кто усмирил злого духа, но также и тем, кто по ошибке нанес удар. Он сделал то, что был обязан, но также и то, чего не должен был, и в конце концов кто-то другой стал милосердным спасителем, а он — злодеем.

Так было всегда. Он смирился с этим и уже даже не сожалел.

Случайно ударив своего ученика, Чу Ваньнин, конечно, почувствовал тяжесть на сердце, но из-за собственного косноязычия он просто не мог заставить себя подойти и сказать несколько теплых, ласковых слов. Поэтому, привычно нацепив маску отстраненности, он просто отошел в сторону и встал перед младшей дочерью семьи Чэнь. Когда девочка увидела его перед собой, то невольно в страхе отступила на два шага назад. Из всех членов семьи Чэнь только в сердце этого ребенка осталась доброта, поэтому Чу Ваньнин постарался смягчить тон:

— Твоя мать пострадала от одержимости злым духом. Продолжительность ее жизни сократилась как минимум на двадцать лет. Если эта женщина не раскается и продолжит пестовать в душе злые мысли и намерения, негативная энергия будет изводить ее и она умрет еще раньше. Когда очнется, скажи ей, что нужно сделать мемориальную доску из персикового дерева для госпожи Ло. Чтобы выполнить желание умершей, на ней должен быть четко подтвержден статус Ло Сяньсянь как законной жены Чэнь Бохуаня. Этот факт, который ваша семья скрывала в течение многих лет, должен быть обнародован. — Помолчав, он продолжил: — Кроме того, вся семья Чэнь должна вставать на колени и читать «Молитву за упокой[24.1]» три раза в день, чтобы помочь душе госпожи Ло обрести мир и очиститься от злых духов, преследующих вашу семью. Это необходимо будет делать непрерывно в течение десяти лет, иначе госпожа Ло вернется, чтобы отомстить.

Голос девочки дрожал:

— Да… спасибо, господин заклинатель…

Чу Ваньнин повернулся к главе Чэню и его сыну и пронзил их взглядом, похожим на покрытый инеем острый кинжал:

— Как только госпожа Чэнь-Яо проснется, вы двое должны рассказать ей все. Пусть она сама примет решение, уйти ей или остаться в вашем доме. Если вы попытаетесь что-нибудь скрыть, я вырву ваши языки!

Эти двое были всего лишь трусливыми слабаками, которые не смели слова сказать против, особенно когда дело приняло такой серьезный оборот. Они оба распростерлись на земле и принялись бить поклоны, снова и снова обещая во всем следовать его инструкциям.

— Касательно аромата пудры «Сто бабочек». Он был создан господином Ло, но вы, бесстыдники, просто присвоили себе этот рецепт. Не хочу более тратить на вас слова, вы знаете, что должны сделать.

Чу Ваньнин раздраженно взмахнул длинными рукавами, собираясь уйти...

— Мы обязательно внесем исправления в название магазина и обнародуем, что этот аромат был придуман господином Ло.

После того, как все было улажено, Чу Ваньнин приказал Мо Жаню отвести госпожу Чэнь-Яо во внутренние покои, чтобы очистить ее тело от яда.

Хотя в сердце Мо Жаня сейчас кипела ненависть, он хорошо помнил, что в юности относился к Учителю с большим почтением и редко ему перечил хоть в чем-то, поэтому сдержался и промолчал. Сжав руку Ши Мэя, он шепнул:

— Займись своей раной, нужно остановить кровотечение. Я вернусь, как только отведу ее внутрь.

В комнате старшего сына семьи Чэнь все еще висел большой красный символ «Двойное счастье». Ужасные события так быстро сменяли друг друга, что в суматохе люди забыли его снять. Сейчас, когда Чэнь Бохуань уже превратился в прах, все это выглядело как ироничная насмешка.

Госпожа Чэнь-Яо была лишь невинной жертвой этого нелепого фарса, замешанного на жадности и алчности. Что она выберет, когда проснется и узнает правду?

Она была обычной женщиной, поэтому отравление отразилось на ней тяжелее, чем на Ши Мэе. Перед тем как заняться извлечением яда из ее крови, Чу Ваньнин дал ей еще одну таблетку, а Мо Жань стоял рядом, держа таз с водой и полотенце. За все время они не произнесли ни слова и даже ни разу не посмотрели друг на друга.

Перед тем как покинуть комнату, Чу Ваньнин скользнул по ней взглядом и зацепился за яркую деталь. Он присмотрелся повнимательнее к стихотворению, висящему на стене. Края бумаги еще не начали желтеть, так что, похоже, стих был написан совсем недавно:

Тянутся нежные руки — с чашей, вино предлагая.

Плакучая тянется ива — за стены, весну привечая.

Восточный и яростный ветер унес чувства хрупкие вдаль.

Разлучены мы навеки. В чаше вина — печаль.

Жаль! Жаль! Жаль!

Снова весна, как прежде… Но жизнь без любви увяла.

Следы от румян на одежде, влажно от слёз покрывало.

В беседке у озера пусто, осыпался персиков цвет.

Той, с кем клялись в нежных чувствах, На шёлке послать ли привет?

Нет! Нет! Нет![24.2]

Сердце Чу Ваньнина сжалось. Почерк был очень аккуратным, каждое слово почти идеально выписано в уставном стиле, и сразу бросалась в глаза подпись внизу: Чэнь Бохуань.

Чэнь Бохуань против своей воли вынужден был жениться на дочери семьи Яо. Все, что ему оставалось, — тихо сокрыть горе о любимой в своем сердце. Одинокий и беспомощный, возможно ли, что он провел последние дни своей жизни с кистью в руке, у окна своей комнаты, переписывая эту оду потере и расставанию?

Чу Ваньнин не хотел оставаться в доме семейства Чэнь ни минутой дольше. Не обращая внимания на жгучую боль в плече, он развернулся и вышел.

Чу Ваньнин и Ши Мэй были ранены и не могли сразу вернуться на Пик Сышэн. К тому же Учитель не любил путешествовать на мече, поэтому они решили переночевать в гостинице, а позднее еще раз взглянуть на храм, чтобы убедиться, что там все спокойно. Несмотря на то что призраки и трупы были уничтожены и обращены в прах «Ветром» Чу Ваньнина, это были всего лишь телесные оболочки, а не души. Стоило остаться на день,