Он просто не предполагал, что это может закончиться… вот так.

– Ты специально не помог ему, когда на нас напал кратериум, – догадался Стефан.

– Ага. Мне нужно было сделать так, чтобы ты не менял жертву, а лишь укрепился в желании использовать электроската. Следить только за ним проще, чем метаться, пытаясь уберечь всю «Северную корону». Они там все не семи пядей, кстати, ты мог выбрать любого.

Вот, значит, как… Кигану не почудилось, Триан действительно видел, что хищное дерево может его сожрать, а на помощь не пришел. Тогда казалось, что это ненависть, ревность… да что угодно, только не здравый смысл! Но у Триана уже был свой план, от которого тот не собирался отступать.

Интересно, пришел бы он на помощь, если бы Стефан все-таки не успел спасти Кигана?..

– И когда ты пустил за мной эту дрянь? – поинтересовался Стефан. Может, он и хотел кивнуть на трогрима, да не решился, клыки существа были слишком близко.

– Да вот тогда же и пустил. Поймал одного из тех, которыми не воспользовалась Ди, изменил под твой размерчик и пустил ползать над тобой.

– Как ты добился того, что я его не заметил?

– А вот в этом как раз вся прелесть: никак. Твоя самовлюбленность – твоя слабость. Ты не ожидаешь, что кто-то вдруг окажется умнее и поступит так, как ты не ожидал. Трогрима в принципе обнаружить тяжело, у него мозги маленькие, как твоя скромность. А ты и не пытался, и он днями над тобой висел. Я, заметь, из профессиональной солидарности не собирался его использовать до последнего, но потом ты не оставил мне выбора.

Стефан был задет – настолько, что не мог этого скрыть, как ни пытался. Вечная очаровательная улыбка слетела, как шелуха, черты лица вдруг показались резкими и по-настоящему змеиными. А Триан, словно желая разозлить его еще больше, выглядел почти сонным и уж точно не злорадствующим.

Как будто ни эта победа, ни сам Стефан не имели для него значения.

Все это не означало, что номер 3 готов был сдаться. Киган первым обнаружил это, когда его тело двинулось к расползающейся по полу лаве. Триан это тоже заметил.

– Серьезно? – поморщился он. – Вот такая мелочная месть? Это убийство даже не будет оправданным.

– Моя смерть – не мелочная месть! – возмутился Киган.

– Отпусти меня, и ничего не будет… – начал было Стефан, но резко вскрикнул: – Тварь!

Трогрим сомкнул клыки чуть плотнее. Еще не нанес серьезного вреда, но уже прокусил кожу, причинил боль.

– Не люблю, когда меня шантажируют, – пояснил Триан. – А эту проблему можно решить иначе.

Он достал из перевязи на спине, под плащом, кинжал с тонким лезвием, надрезал собственную ладонь, а потом все с тем же равнодушным видом метнул кинжал в Кигана.

Лезвие вошло в ногу электрокинетика по самую рукоять. Сначала Киган не почувствовал вообще ничего, слишком силен был блок, отделяющий его разум от тела. Однако боль не заставила себя долго ждать, и это была вовсе не боль от колотой раны. Она, жгучая, всепоглощающая, скрутила его, обрушилась лавиной, заставила с криком упасть на пол. Мир попросту перестал существовать, ничего более чудовищного Киган за свою жизнь не испытывал – а он уже прошел через многое.

Но это страдание было особого вида. Если бы у него еще остались силы, он бы уже молил о пощаде, позабыв про гордость. Однако сил не было, даже мыслить полноценно не получалось, и он не был уверен, кричит сейчас или нет, боль стала всем его миром.

Вот только отступила она так же внезапно, как пришла. Быстро или нет – он не знал наверняка. Ему показалось, что спустя целую вечность. Боль ослабила хватку, оставив лишь звенящую усталость в измучанных судорогами мышцах. И он их чувствовал! Киган снова мог управлять своим телом, он больше не был беспомощной марионеткой. Благодаря этому он и догадался, что произошло.

Триан освободил его. Заразил своей кровью, но не чтобы переподчинить, а чтобы изгнать из его тела кровь Стефана. Теперь Киган был измотан настолько, что не мог даже подняться на ноги, ему только и оставалось, что лежать на полу и ждать, пока вернутся силы. Но он готов был это принять… и он понимал, что теперь у него крупный долг перед легионером.

– И что дальше? – равнодушно спросил Стефан. – Убьешь меня? Убьешь номер 3? Тебя за такое казнят.

– Может быть, а может, нет. Как знать? Что выгоднее Легиону: потерять только номер 3 или еще и номер 7? Не говоря уже про номер 1. У них сейчас кризис, в кризис многое прощается.

Может, Стефан и рад был бы изображать невозмутимость и дальше, да не получилось, он все-таки сорвался на крик:

– Ты не посмеешь!

– Не то что не посмею… Не буду просто. Много возни. Сделаем вот как: Киган вернется к остальной команде, а мы с тобой сделаем вид, что ничего не случилось, и продолжим миссию. Годится?

– Годится… урод.

– Ну, меня твоя физиономия тоже на рыцарские подвиги не вдохновляет, так что будем терпеть оба.

Киган был унижен таким финалом, однако спорить он не мог. Он и сам знал, что в нынешнем состоянии толку от него не будет. Хотелось отомстить Стефану хоть как-то – а как? Он и в лучшие времена не решился бы драться с номером 3, а уж теперь – тем более. Жаловаться на него? Бесполезно.

Так что все должно было закончиться предсказуемо. Триан снова щелкнул пальцами, отгоняя трогрима. Теперь легионерам предстояло продолжить путь, а Кигану – отлежаться и кое-как доползти до верхних уровней. Но почему-то так, как надо, не случилось.

Триан резко упал на колени, прижимая обе руки к вискам. Его никто не касался, Стефан и Синдони стояли там же, где и раньше… но для телепатической атаки им и не нужно было двигаться. А атака была, тут даже у Триана не получилось скрыть, насколько ему больно. Он ведь сам сказал, что Стефан – особенно талантливый телепат, да еще и Синдони ему помогла. Вот почему она до сих пор ни во что не вмешивалась: копила силы для удара.

Киган не так хорошо разбирался в законах Легиона, но и он понимал, что это за гранью. Как ни иронично, напасть на него, даже убить его – мелочь по сравнению с тем, что Стефан делал теперь. Да и Стефан знал об этом, он так и не смог смириться с поражением, он решил идти ва-банк: если не добить своего врага, то хотя бы вывести из игры на эту миссию.

И ведь у него получилось! Триан, не ожидавший такой преступной наглости, сжался на полу, изо рта и носа у него сочилась кровь, сосуды