Так вот… страшно это, скажу вам. Отвратная дрянь, у которой кроме хоботка присутствуют и жвала. А из хоботка мушка выделяет ни много ни мало, а очень сильную кислоту, которая легко расплавляет те защитные комбинезоны, которые из разряда дешевых. Стоит говорить, что ожидает рейдера, который пошел в Радостный в обычном камуфляже и с дыхательной маской и попал под этих насекомых? Наверное, не стоит, сами поймете.

Вот такие вот три вида гостеприимного зверья из Парка, что вспомнил навскидку. А уж те, кто умеет думать, о-о-о-о… На ночь и вспоминать страшно, если честно, хотя и надо.

Топтуны – это понятно. Их здесь не так много, как на других территориях, но тоже хватает. В Парке они какие-то особенные, и быстрее, и ловче, чем их собратья в пригородах и самом Радостном. Те, во всяком случае, по деревьям лазить не умеют, а эти, если судить по записям, прямо-таки белки какие-то. Только белки большие, дохлые, вечно голодные и с вот такими зубищами…

Отдельные особи Измененных, полностью приспособленные к жизни в этой пуще, умеющие подкрадываться абсолютно незаметно и неслышно. Поразительная смесь животных и людей, превратившихся в то, что кроме как зверолюди и называть-то не хочется. И косари…

Косари, о да. Та еще легенда, проверять которую мне не очень-то и хотелось. Почему именно косари, кто они такие и откуда появились, мало кто мог сказать. Слухи, очень редкие записи, на которых что-то смазанное двигалось поразительно быстро. Буро-зеленое, размашисто приближающееся к снимающей камере на экипировке, взмах чего-то длинного, широкий и неуловимый, всплеск ярко-алого, и все. Камера смотрит вниз, удар о землю, тишина и только чуть шевелящаяся ткань на самом краю съемки. Кто или что? Не знаю, ни капли ничего я про это не знаю. Но, видимо, скоро смогу узнать и на самом себе проверить, что ожидает тех, кто хочет погулять в Парке ночью.

Мысли, мысли, мысли… Казалось бы – как может в одном крохотном временном отрезке уместиться столько этих постоянно безумно прыгающих и неугомонных созданий? А вот нате, как оно оказывается на самом деле-то. Пока мы шли с два десятка метров до дыры в заборе, в голове промелькнуло их вон сколько, даже и не измеришь килобайтами. И то верно – перед смертью не надышишься, что еще тут сказать? А Парк, ну а что Парк? Вот он, прямо перед нами, гостеприимно шевелящий листвой деревьев и весело перекликающийся совсем непонятными и непотребно страшными звуками. Эх, жизнь моя жестянка…

Да в болото всякие там страхи, рейдер. Ну и что там впереди такого, что ты не пройдешь? Да ничего такого, что ты не сможешь сделать. Хватит рефлексировать, идти пора.

Крюк шагнул первым, выставив перед собой толстый обрубок пушки, смотрящей вперед шестью смертоносными отверстиями. Сдобный пошел следом за ним, взбодренный непонятной микстурой, которую дал голем. Напарник держался хорошо, ничем не показывая, что ему тяжело. Мы со Скопой вошли практически одновременно, оказавшись под темными кронами, настороженно вслушиваясь в какофонию, разносившуюся вокруг.

Вот он, очередной феномен Района, так отчетливо дающий о себе знать сейчас, в темноте Парка. Вроде бы со стороны слышались звуки, а то как же, но вот как? Отдельные и редкие, не такие уж и громкие, а сейчас? Такое ощущение, что с головы сняли глухой, проложенный изнутри чем-то звуконепроницаемым, рыцарский шлем «хундсгугель». Не, ну правда… такой ор здесь стоит, что обалдеть можно. Вот уж не подумал бы, если честно, что такое услышу когда-нибудь.

Где-то далеко впереди раскатисто рычал кто-то явно большой и сильный. Рычал, судя по ответам, на кого-то не менее крупного и крутого. Тот отвечал с очень заметным раздражением и обещаниями эту самую крутость доказать. Тоже мне, прям тираннозавры в юрском периоде, ага. Но рев этот лично меня напряг очень сильно, заставив подумать о том, что, кроме непонятной аномальной «заглушки», есть здесь что-то еще, куда как более странное. Слишком уж рык этот напомнил стандартных серых львов, а эти зверушки ну очень большие. А ревут не так сильно… Хотя какой из меня Дерсу Узала, вообще-то? Может, это просто две мутировавшие жабы, которым Волна, кроме децибел, больше ничего и не подарила? Очень, просто очень хотелось надеяться на это.

Не таких громких, но от того не менее неприятных звуков тоже было достаточно. Еле слышные взвизги где-то далеко, невнятное бурчание чьего-то, видно, совсем пустого и голодного живота неподалеку в кустах, шорохи, скрипы и трески. И ба! Вот об этом я не слышал, если честно…

В Парке горели фонари, натурально горели мертвенно-бледным светом, пробивающимся сквозь густые кроны там, чуть впереди. Охренеть не встать, честное благородное слово – я в шоке. Это как вообще понимать-то? Горят фонари, сразу видно, на центральной дорожке, которую помню с самого детства, горят себе и горят, не обращая ни на что внимания. Смущало меня только одно обстоятельство: далековато они горят. Чересчур далековато для того места, где мы сейчас находились. Ведь если припомнить, то отсюда до некогда широкой полосы асфальта хода-то всего ничего, минут пять. А сейчас, навскидку, все тридцать, если судить по этим белым звездочкам впереди. И чего тут творится, и как, самое главное, прикажете это все понимать? Не знаете? Я тоже, поверьте.

Образно это выглядело так: стоял себе среди густющих зарослей совсем чуждых нашей лесостепной полосе непонятных кустов рейдер Пикассо и пытался понять необъяснимое. И если судить по такой же оторопи его партнеров по туристическому и очень опасному походу, то они тоже явно ничего не понимали с ним за компанию. Такие вот дела, дамы и господа. Сколько раз зарекался считать, что все в жизни, и в Районе в частности, видел и знаю, и на тебе – удивляйся заново. Вот такая вот штука наш Радостный, любит, стервец, удивлять и поражать. И нам предстоит открыть эту терру инкогниту прямо вот сейчас, вот чего бойся-то. Жаль, что в темноте не было видно лиц Сдобного и сестры, а то посмотрел бы, каким придурковатым может быть мой собственный фейс.

А Крюк тем временем делал свои первые шаги по этому месту, уверенно направившись в сторону густой заросли чуть сбоку от нас. Видно, у парня свой собственный джи-пи-эс-навигатор имеется, который его и ведет куда нужно. Что нам оставалось, как не двинуться за ним? Правильно, никакого другого варианта и не было предусмотрено. Ох, мать твою за ногу, тот дятел, что когда-то все это устроил… какого мы из-за тебя здесь теперь шастаем, а не дома отдыхаем?

Темно, очень темно было вокруг. Неизвестно, как в районе света фонарей, но здесь – хоть глаз выколи. Ночники в шлемах отсвечивали в забралах зеленоватым мягким светом, хорошо, что они справлялись с теменью. Ориентироваться по размашисто шагающей фигуре Крюка было легко, такого провожатого явно не упустишь из виду. Сдобный, прихрамывая, шел прямо за ним, держа автомат наизготовку, и я его полностью понимал и разделял подобную предосторожность. У самого вдоль хребта так и бегали пупырышные мурашки позорного страха перед этим местом.

Под ногами шелестела густая трава, в некоторых местах достающая почти до колен. Вот же заросло здесь все за эти годы, крандец просто. Был простой и обычный парк, а стал черт его знает что. Да еще и то, что прямо от самого входа начиналась высокая стена вымахавших тополей-гигантов, не внушало доверия к этому месту. Слишком уж они стали какими-то инородными, чужими, а были когда-то просто пирамидальными, красивыми и ласково шуршащими листвой. Сейчас деревья торчали черными громадами, чуть потрескивая на ветру и странно шелестя листьями, которые в темноте неожиданно поблескивали металлическим отсветом. На толстых темных стволах еле заметно светились какие-то зеленоватые пятна, очень медленно передвигаясь. В какой-то момент я самым краем глаза прямо-таки зацепился за ствол одного из ближних к нам деревьев, на которых эти ползающие гнилушки неожиданно ускорились, начав закручивать залихватские петли с кренделями, как стеклышки в калейдоскопе.