Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах вот оно что! Да, такое мне и в голову не пришло.
– Простите!
– Лида, ну что вы, в самом деле! При чем тут «простите»! Дело в том, что я сделал ставку на вас, а больше у меня на примете никого нет. Послушайте! Я правильно понимаю, что вы не завтра уйдете в декрет?
– Нет, не завтра. – Лида отчаянно покраснела. – Мы просто… планируем, а как получится, кто знает…
– Давайте все-таки попробуем, а? Я вас прошу, просто по-человечески, не по-директорски. Побудьте пока исполняющей обязанности. Пожалуйста! Мне надо занять эту должность, чтобы Дормидонт Николаевич не передумал. Но даже не это главное. Дело в том, что министерство навязывает мне свою кандидатуру, пока мягко, намеками, а я категорически не хочу, чтобы эта личность присутствовала в музее. Давайте сделаем так: вы поработаете сколько сможете, а я пока буду искать человека?
На планерке Лида так погрузилась в воспоминания, что почти ничего не слышала. Вот она, тоненькая девочка с косичками, тихая, застенчивая, нескладная и слишком высокая для своего возраста, сидит у первого в ее жизни костра в первой археологической экспедиции, а Ива поет под гитару: «Осень – она не спросит, осень – она придет! Осень немым вопросом в синих глазах замрет…» Колеблющееся пламя освещает ее лицо, искры летят в небо… И когда Ива улыбается ей, юная Лида чувствует что-то такое странное, словно ее робкая душа расправляет крылья…
Марк ждал Лиду у зала заседаний:
– Ну, что?
– Согласилась! – обреченно произнесла Лида.
А Марк рассмеялся:
– Я так и знал!
И поцеловал ее прямо на виду у расходящихся с планерки начальников.
– А-а, так вот кто ваш муж! – К ним неслышно подошел директор, и Лида смутилась. – Послушайте, мы с женой приглашаем вас в гости. Давайте прямо в эти выходные, не откладывая? Лидия Алексеевна, я готовлю приказ, а вы можете потихоньку переселяться в кабинет Дормидонта Николаевича, хорошо?
Лида смогла только кивнуть, а Марк еще раз чмокнул ее в щеку.
– Да, крепко он за тебя взялся! Ну что ты, родная? Ты прекрасно справишься, я уверен!
Лида вздохнула: она-то вовсе не была так уверена. Собираясь в гости к директору, Лида как-то особенно старательно наряжалась и всю дорогу молчала, а когда подошли к дому, вдруг сказала:
– Подожди, давай постоим пару минут. Дай мне сигаретку, пожалуйста!
– Сигаретку? У меня нет, я же бросил – ты не заметила?
– А, ну да.
– Что с тобой? Ты так сильно волнуешься из-за своего Юрасика?
– Да нет! Мы лет пятнадцать не виделись, представляешь?
– С кем?!
– С его женой, Ивой.
– Ива?! Это что, имя такое? Так ты с ней знакома?
– Да. Ну ладно, пойдем. Жалко, так покурить хотелось…
– У меня есть средство получше! – И, едва за ними закрылась дверь лифта, Марк поцеловал Лиду. – Ну как? Полегчало?
– Ну тебя! На кого я теперь похожа, ужас! Подержи дверь, я прическу поправлю… Хорошо хоть зеркало в лифте есть.
– Ты похожа на красивую женщину, которую только что страстно целовали!
– А ты просто невозможен! Пошли.
Марк с интересом разглядывал хозяйку дома с экзотическим именем, из-за которой так переживала Артемида. Ива оказалась стройной привлекательной женщиной с очень светлыми, почти белыми волосами, ростом чуть повыше Юрасика. Ничего особенного! Но постепенно Марк оценил ее строгое обаяние и сдержанную силу характера – в этой семье главной явно была Ива.
Сам Юрасик до смешного походил на собственную миниатюрную маму, которая очень активно принимала гостей, с любопытством разглядывая их через большие круглые очки. Точно так же таращился младший сын, тоже копия бабушки. А старший – шестнадцатилетний верзила, самый длинный в семье, – походил на мать. В первую минуту между хозяйкой и гостьей возникло было какое-то напряжение, но потом Ива улыбнулась, протянула Лиде руку и воскликнула:
– Боже, ты совсем взрослая! Какая красивая! А высокая-то!
– А ты кого ожидала увидеть – девочку с бантиками? – засмеялся Юрасик.
А Лида сказала:
– Так вот почему я не узнала Юраси… Юрия Алексеевича! Я же маленькая была, смотрела на вас снизу вверх. Но тебя бы я сразу узнала – ты нисколько не изменилась, правда!
Ива тоже засмеялась:
– Ну да, только стала заметно меньше ростом!
После застолья, пока бабушка расспрашивала Марка о достопримечательностях славного города Трубежа, Ива увела Лиду к себе.
– Как ты живешь? Я так рада тебя видеть!
– Я тоже! У меня все нормально. Всякое было, но теперь нормально.
– У тебя замечательный муж. Такой обаятельный. У вас сын?
– Да, скоро в школу пойдет.
– Ты молодец! И уже доктор наук! Я всегда верила в тебя. – Они внимательно смотрели друг на друга, и Ива первая отвела взгляд. – Я хотела… хотела попросить у тебя прощения. Ты знаешь, за что.
– Я давно забыла, правда.
– И простила?
– Я пережила это.
– Я рада! А я вот никак не могу пережить, все время вспоминаю. Особенно когда дети появились. Я только тогда осознала, каково тебе было…
– Все в порядке. Не думай об этом. Все хорошо, правда!
Во время обратной дороги с одного конца Москвы на другой Лида все думала о чем-то, пока Марк не произнес:
– Она красивая. И сильная. Надо же, имя какое! Мы с тобой можем коллекцию собирать: Януарий, теперь вот Ива…
– Тогда она была просто звезда! Стихи сочиняла, пела их под гитару. Капустники затевала, театр какой-то. Все влюблялись.
– И ты влюбилась, да?
– Наверное, можно и так сказать. Привязалась к ней очень сильно. Я была таким одиноким ребенком, особенно после того, как папа ушел. С мамой у меня никогда общего языка не было, а друзья… Какие друзья у такой зануды, как я, сам понимаешь. А тут! Взрослая девушка, да еще прекрасная, словно принцесса, – и дружит со мной! Как я гордилась! Собачонкой за ней бегала. Надоедала ей, наверно, ужасно. Это я сейчас понимаю, а тогда…
– Тебе сколько было?
– Двенадцать. Первое лето в экспедиции.
– А ей – лет двадцать?
– Она меня на тринадцать лет старше. Сейчас вполне могли бы дружить, но тогда…
– И что потом?
– А потом появился Юрасик. И все. У них любовь-морковь, а тут я! Подозреваю, он меня ненавидел: таскалась за ними, встревала, ревновала…
– А Ива как реагировала?
– Ива? Только посмеивалась. Лето кончилось, все разъехались. Я даже не догадалась взять ее телефон, ждала почему-то, что она мне позвонит. Тосковала страшно. Письма ей писала. Потом выкинула.