– Зачем же они бегут?

– Зачем бегут? Конечно, надо сидеть на своей земле и сеять хлеб. – Крестьянин посмотрел на свои узловатые, корявые пальцы. – Я нашел себе место, во какое! Хороший ячмень будет. А по мне, пустяки, что там воюют. Эта война, как буря с градом, пронесется мимо, и опять солнце будет светить нам, пахарям.

– Значит, дело есть, если мы сами лезем в костер.

– А вы останьтесь здесь со мной. Я вам покажу землю, да еще какую жирную – прямо целина, от века никто ее не пахал. А вашего осла мы припряжем к моей скотине, да и вы оба поможете тянуть омач. Вот мы и вспашем новый участок и к осени будем с хлебом.

– А до Железных ворот еще далеко?

– Они начинаются сейчас же за тем перевалом. Там всегда была застава. Если сторожа еще там и вас не пропустят, то можно пройти кругом козьими тропками. Там проберутся и бараны, и ваш осел.

– А ты бы мог нас провести этими тропками?

– Отчего бы нет! Только сейчас не могу: у меня размыло канаву. Надо ее починить: вода идет мимо пашни. Если вы мне поможете поправить канаву, я завтра же вас проведу.

– Ладно, – сказали путники. – Мы тебе поможем сегодня, а ты нам завтра.

Крестьянин поднял прилегших в тени овец, и все осторожно начали спускаться по склону горы.

Они упорно весь вечер работали над канавой, проведенной вдоль ската горы из ручья. Они закладывали края канавы камнями, хворостом и дерном, чтобы ввести воду ручья в нужное им русло. В этой работе они забыли и войну, и страшного Двурогого, занятые одной только мыслью, чтобы вода им покорилась и перестала размывать потоками каменистый скат.

К ночи крестьянин привел обоих путников к своей хижине. Она была очень мала, сложена из камней, с плоской крышей, заваленной хворостом. Внутри почерневшие от копоти стены блестели, как каменный уголь. В трещинах ждали добычи громадные бурые тараканы и бесчисленные тощие клопы.

Оба гостя легли снаружи на войлоке, развесив на шесте мокрую одежду.

Маленькая подвижная жена крестьянина, с длинным носом и любопытными блестящими глазами, принесла горшок с вареной джугарой и вяленые бураки.

Когда совсем стемнело и шакалы запели свои тягучие молитвы, вдали запылали красные огни. Они усиливались, и багровый дым столбом поднимался к небу.

– Это же горит наше селение Чакчак! – закричал крестьянин. – Это солома горит, зерно горит! Шерстью запахло. Это крестьянский скот горит. Горе всем нам!..

* * *

– Здесь царство злого Аримана. Куда мы идем? – оглядываясь, громко говорил Будакен.

Красные скалы острыми зубцами поднимались кругом, и среди них резко выделялись снежные белые купола,[143]точно слепленные руками таинственных дивов.

Дорога, шедшая по песчаному дну мелкого ручья, то поднималась к обрывистому карнизу, лепилась по склону горы, то снова опускалась на дно ручья, пока ее не перегородил поперечный скалистый хребет.

– Где же дорога дальше?

– Вот там, где гора треснула. – Крестьянин указал на узкую щель в высокой черной скале, точно кто-то мечом рассек ее на две части.

Путники вошли в мрачный извилистый коридор. Глыбы черного камня нависли над ними, готовые рухнуть и раздавить их. Было темно и сыро.

Щель была шириною около пяти-шести шагов. Она то расширялась, то опять суживалась.

– Постойте, дальше идти не надо, – прогудел Будакен.

«…надо!» – повторило эхо.

Все остановились. Ни одного звука не доносилось из глубины ущелья.

– Разве не весело побывать в аду? – сказал Спитамен. – Не бойся, я же обещал тебя вывести из ада, и даже незакопченным…

– Но отчего такая тишина? – говорил крестьянин, прислушиваясь. – Здесь всегда шум, крики, ревут ослы, проходят караваны… Где же люди? Сейчас будут Железные ворота, идем дальше.

Овцы опять застучали копытцами по камням. Будакен, переваливаясь и сопя, шагал, со страхом глядя на множество маленьких пещер, выбитых в отвесных скалах. «Это жилища злых духов», – думал он.

Впереди проход загородили большие темные ворота, сложенные из массивных бревен, обитых железом. Здесь скалы сходились так тесно, что маленькая кучка воинов смогла бы удержать целое войско. Старые тяжелые ворота, прикрепленные к тяжелой каменной кладке, стояли полураскрытыми. Стоявшие вдоль прохода три домика были безмолвны, двери вырваны; валялись корзины, солома, разбитые черепки. Все говорило о безлюдье и поспешном бегстве.

– В этих домах жили сторожа, они собирали пошлину с проходящих караванов. Но все они испугались и убежали. А чего бояться? Мы, крестьяне, боимся только неурожая. А кто будет сидеть у нас на шее, согдский князь или бактрийский, – не все ли равно?

– Переждем немного, – предложил Будакен.

Он подошел к воротам, тронул одну створку – она издала хриплый стон, и зазвенели подвешенные на проволоке железные колокольчики.

– Тише, едут!

Издалека послышался шум. Он усиливался, наполняя гулом ущелье. Пощелкивали удары копыт о камни, звенело оружие. Все покрыло звонкое ржание коня.

Из-за поворота извилистого ущелья вылетело несколько всадников.

Их бронзовые панцири, длинные копья, красные плащи и конские хвосты на гребнях шлемов – все это было чуждо и не похоже на бактрийских и согдских воинов. Всадники бросились вперед вскачь, влетели в ворота и остановились.

Из глубины ущелья появились новые группы воинов.

Бараны шарахнулись в сторону и с блеянием сбились в одну кучу.

Первые всадники объехали домики и вернулись к воротам.

– Кто ты такой? – спросил Спитамена рыжебородый обветренный всадник, напирая на него большим тощим конем.

Спитамен сложил руки на груди, подражая жестам крестьян, и с видом скромной покорности ответил:

– Ищущий хлеба. Гоним продавать баранов.

– А кто эти люди?

– Крестьяне. Мы идем вместе.

– Где сторожа Железных ворот? Почему никого нет?

– Откуда мы знаем! Мы идем этой дорогой в Чакчак и остановились спросить, кому же надо заплатить за перегон баранов через ворота. Если мы не уплатим царской пошлины, нас накажут.

– Платите мне! Я возьму вместо пошлины половину баранов, а другую половину я тоже возьму.

– Даром я не отдам баранов: я бедный человек, – сказал Спитамен.

– А ты кто? – спросил всадник, хлопнув плетью по плечу Будакена.

– Тоже крестьянин. Половина баранов его, половина моя. Я тоже ищу хлеба.

Всадник отстегнул от пояса кошель и достал серебряную монету.