Вскоре Дженни отстранилась и принялась всматриваться в его лицо.

– Гил, – сказала она. – Я так по тебе скучала! Почему ты даже не писал?

Десейн удивленно уставился на нее и после паузы произнес:

– Я писал! Просто ты не отвечала!

Джейн отошла и, скорчив гримаску, топнула ногой.

– Ничего себе! Вот это да!

В дверях появился доктор Пиаже.

– Вижу, что ты нашла его, – произнес он. Втолкнув тележку с подносом в комнату, он закрыл дверь.

Дженни резко повернулась к нему.

– Дядя Лоренс! – воскликнула она. – Почему ты прятал от меня письма Гила?

Пиаже посмотрел на нее, взглянул на Десейна и спросил:

– Письма? Какие письма?

– Гил писал мне, но я ничего не получала!

– Неужели? Но ты же знаешь, как у них там бывает на почте – девушка из долины, парень из внешнего мира…

– Господи! Как бы я хотела выцарапать им глаза!

– Спокойно, моя девочка! – проговорил Пиаже и с улыбкой посмотрел на Десейна.

Дженни повернулась и вновь обняла Десейна, поцеловав его, отчего дыхание у него перехватило.

– Это тебе в награду, – сказала она, – за то, что приехал. – И, обернувшись к Пиаже, покачала головой: – Эти старые склочники на почте не могли так просто сунуть все это в мусорную корзину.

– Какие склочники? – удивился Десейн.

Он не понимал, о чем идет речь. Поцелуи Дженни убедили его в том, что ничто в их отношениях не изменилось, но это и настораживало, и обезоруживало. В конечном счете прошел целый год, и в течение всего этого времени ему удавалось держаться от Дженни подальше, пестуя свое уязвленное мужское эго и одновременно страшась того, что, может, его возлюбленная вышла замуж и теперь потеряна для него безвозвратно. Но что удерживало ее? Она же могла приехать в Беркли, хотя бы ненадолго.

Да и он мог приехать в долину.

Дженни улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Десейн. – Ты так и не объяснила, что у вас тут за дела с почтой…

– Я улыбаюсь, потому что счастлива. И ты счастлив. Почему мы так долго не виделись? Ну что ж, я знала, что ты обязательно приедешь. Просто знала, и все. – Дженни порывисто обняла Десейна. – А почта…

– Завтрак остывает, – заметил Пиаже. – Пусть Гилберт поест. Вы же не будете возражать, если я стану звать вас по имени?

– Он не будет возражать, – весело сказала Дженни, но в голосе ее Десейн вдруг уловил напряженность.

Она отстранилась. Пиаже снял салфетку с одной из тарелок, стоявших на подносе, и воскликнул:

– Здесь омлет от Джаспера! Настоящий омлет от Джаспера!

– Я сама его приготовила в кухне у Джонсона, – тихо произнесла Дженни.

– Понятно, – кивнул Пиаже. – Ну что ж, это даже лучше. – И, повернувшись к Десейну, сказал: – Угощайтесь, Гилберт! Подкрепитесь хорошенько.

Десейн вспомнил о еде, и ему захотелось сесть и разом заглотить омлет, но что-то останавливало его – он не мог избавиться от ощущения опасности.

– Этот Джаспер, похоже, парень на все руки? – спросил он.

– Да! – отозвалась Дженни, подводя тележку к креслу, стоявшему возле стола. – Мы так говорим, когда используем что-то из продуктов кооператива. «Джаспер от кооператива Джаспера». Или просто «Джаспер». Здесь, в омлете, например, есть их чеддер. Садись и поешь.

– Вам понравится, – улыбнулся Пиаже.

Он пересек комнату, положил руку на плечо Десейна и усадил его в кресло.

– Давайте я быстренько осмотрю вас.

Он ущипнул Десейна за мочку левого уха, внимательно изучил ее, а потом заглянул в лицо.

– Если судить по вашему виду, то все в порядке. Как голова?

– Сейчас гораздо лучше. Утром, правда, болела нестерпимо.

– Ничего! – кивнул доктор. – Ешьте завтрак. Пару дней не напрягайтесь. Если будет тошнить или появится вялость, сообщите мне. На обед закажите печень, и я попрошу Дженни дать вам еще железа. Вы подвергались воздействию яда не слишком долго. Уверен, каких-то серьезных последствий не возникнет.

– Когда я думаю о мистере Джонсоне, мне так и хочется пойти к нему с топором, – произнесла Дженни.

– Мы сегодня кровожадны? – усмехнулся Пиаже.

Десейн взял вилку и попробовал омлет. Дженни стояла рядом, ожидая его реакции. Омлет был великолепен – влажный и с легким привкусом сыра. Десейн проглотил кусочек и, посмотрев на Дженни, улыбнулся.

– Это – первая еда, которую я для тебя приготовила, – сказала она.

– Осторожно, – предупредил доктор. – Ты собьешь его с ног. – Он погладил племянницу по голове и добавил: – Теперь я вас оставлю. Почему бы тебе не пригласить своего молодого человека к нам на обед? Я велю Саре приготовить то, что ему будет полезно. – Пиаже посмотрел на Десейна. – Вы не против?

Тот проглотил еще кусочек омлета. Сыр оставлял острое послевкусие, напомнившее Десейну о непастеризованном пиве, которое накануне ему подавал Бурдо.

– Для меня это большая честь, сэр, – ответил он.

– Вот и хорошо! – отозвался доктор. – Ждем вас в семь.

Он посмотрел на часы.

– Уже почти половина девятого, Дженни. Ты разве сегодня не работаешь?

– Я позвонила Джорджу и сказала, что буду позднее.

– Он не возражал?

– Он знает… ко мне приехал университетский приятель. – Она вспыхнула.

– Значит, так? Ну что ж, надеюсь, у тебя не будет неприятностей.

Пиаже развернулся и, склонив голову, быстро вышел из комнаты.

Джейн улыбнулась Десейну застенчивой улыбкой, в которой таился вопрос.

– Не обращай внимания на дядю, – произнесла она. – Он постоянно перескакивает с одной темы на другую. Но дядя чудесный, удивительный человек.

– А где ты работаешь? – спросил Десейн.

– В кооперативе.

– На сыроварне?

– Да. В отделе контроля качества.

Десейн сглотнул и напомнил себе, что он занимается маркетологическими исследованиями. Он – шпион. Интересно, что скажет Дженни, когда узнает? Но и сама она оказалась для него загадкой. У нее были уникальные способности в области клинической психологии, о чем говорил доктор Селадор, который в оценке людей исходил из очень высокой планки. И, тем не менее, Дженни работала на сыроварне.

– А для тебя здесь нет работы по специальности? – спросил он.

– Мне нравится то, что я делаю.

Она села на край стола и принялась раскачивать ногами, глядя, как Десейн поглощает омлет.

– Ладно, – наконец сказала она. – Заканчивай завтрак. Я не готовила кофе. Этот я налила из гостиничного кофейника. Не пей, если он слишком крепкий. А в металлическом кувшине – апельсиновый сок. Помню, ты любишь черный, а потому и не принесла…