– Умница. Я подожду.

И я ждала. Может, для кого-то крысы и одинаковые, но я прекрасно различала, кого конкретно в этот раз Маленькая несет в зубах. Да и на буро-грязно-серой шерсти бывают разные оттенки, и формы физиономий разные, и размеры…

Голубовато-серый с квадратной мордой – это Пупсик, он самый толстый в этом выводке, его Маленькая несла первым. Рыжеватая с острой мордой – это девочка, я ее еще никак не назвала, пусть родители думают. Черноватая с огромными глазами, тоже черными, конечно Эсмеральда. Песочный и гладенький, самый маленький в этой компании – Хома. Маленькая перетаскивала, я ждала. У нас тут договоренность. Что делать, если людям на нас наплевать. Вечно взъерошенный, но самый большой и наглый – Шрек, девочка с длинным хвостом, самая шустрая – Глиста (а что, а ничего, мы тут одни, могла бы и не так назвать), еще девочка, с большими ушами, – Дамба (ну, Дамбо все-таки мужского рода), крысенок со светлым носом, будто выбритым вокруг, – Лысый. Это все. Можно продолжать ломать доску.

Рука еще болела. Я уперлась в доску ступней, взяла арматуру и стала колотить со всей дури, прикрывая лицо свободной рукой, чтобы не получить в нос шальным камешком, как в прошлый раз. На голову посыпался мелкий мусор, шальной камешек не заставил себя ждать, но попал в подставленную руку, отлетел и обиженно укатился в темноту. Доска обнадеживающе затрещала, но все еще не сломалась. Я поднажала ногой, врезала еще… Тоненькая трещинка, с волосок, дала столько света, что мне заслепило глаза. Привыкла жить в полумраке. Доска переломилась и с силой выпрямила мою коленку, проваливаясь ко мне вместе с грудой камней. Они не должны быть слишком большими… к тому же нога защищена доской… Это как падать вместе со стулом: очень страшно и почти безопасно, потому что удар приходится на спинку. Больно и правда не было, но все-таки я по-быстрому откатилась ближе к окну, вжалась в стену и закрыла голову. Первая порция камней осыпалась быстро, а следующая соскальзывала по доске как по детской горке, медленно и со вкусом, у меня было время увидеть свою тюрьму в разрезе.

Трубы остались на месте, иначе фиг бы я выжила. Куча кусков бетона, размером с кулак, с кроссовку, с голову, лежала теперь рядом с моей ногой, а минуту назад – на ней. Большая плита опасно кренилась в мою сторону. Я только успела вжаться в стену, как она шумно съехала, рухнула на обломок доски, тот встал на ребро и впился мне в бок. Приехали. Теперь я еще и зажата.

Весь свет от выломанной доски (ну почти весь) перекрыл этот кусок бетона, стоящий на ребре. Если раньше у меня было хотя бы место для маневра, то теперь и его не осталось. Я лежала, размазавшись по фасадной стене, и едва не возила по бетону носом.

Первым порывом было все-таки попытаться вылезти, я еще не смирилась, что все было зря. Я уперлась ладонями в плиту, головой в доску, на которой стояло чудо моей инженерной мысли – вырванный подоконник, – выгнулась и… пожалела, что на макушке нет глаз. Мне показалось, что я могу вытащить голову – на какую-то секунду, пока по башке не царапнула доска и бетон. Но нет. Я растянулась в своей потесневшей тюрьме и стала думать. В таком положении я точно долго не протяну.

Для начала я выкинула все камни, какие смогла поднять. Маленькая вылезла мне на голову и ругалась на своем крысином. Я нарушила обещание: и не умерла, и не сбежала. А может, Маленькая выговаривала мне, как паршиво я прибираюсь в доме. По сути это оно и было: раскидывание камней ничего мне не даст, я просто не могу сдвинуть большую плиту и выдумываю всякое… Всякое, чтобы не думать, что дело безнадежное, что мне не спастись, что я опять проиграла. Все так. Даже просторнее не стало.

– Прости, что подвела, – сказала я Маленькой. – Твое гнездо вроде не пострадало. А мне теперь еще и тесно.

Каменная глыба холодила плечо. Я вытащила из-под себя притащенное Бабкой одеяло и завернулась. Все. Помру здесь.

А свет сквозь выломанную доску еще проникал, Бабка под окном еще храпела, я видела зеленые листья на дереве, и, наверное, из-за них я не могла поверить всерьез, что застряла.

Маленькая перебежала мне на живот и уставилась в лицо глазками-бусинками. Весь ее вид говорил: «Ты закончила танцевать и сходить с ума? Можно теперь перетащить детей в гнездо и жить дальше? Или ты еще что-то придумала?»

– Погоди, – говорю. – Дай смириться.

Маленькая развернулась и почесала ко мне в ноги, должно быть проверять, не пострадало ли гнездо. А я смотрела на дерево. И на эту плиту, заслонившую мне весь пролом. У правой руки по-прежнему лежала арматура. Решение было очевидным и очень глупым. У меня ни сил, ни места размахнуться, ни инструмента… Осколки поменьше лежали на большом – только руку протянуть. Если использовать мою арматуру как стамеску – прижать концом к этой глыбе и колотить по ней камнем поменьше, – то лет через пять мне, может быть, и удастся раздолбать большой камень на десяток маленьких… По морде я, конечно, получу, если у меня получится отколоть хоть кусочек, он прилетит мне в глаз, потому что больше некуда. Но у меня опять нет выбора.

Я взяла арматуру и сделала первое дурацкое открытие: она была слишком длинной. Если раньше я могла ею свободно размахнуться, то сейчас она годилась как прекрасная распорка между плитой и противоположной стеной. Места, куда можно ударить камнем, просто не оставалось. Я попробовала отползти головой вперед туда, куда Маленькая попрятала детей. Аккуратно, там тоже тесновато, одно неловкое движение… Я сделала сантиметров двадцать, этого должно хватить. Прислонила арматуру к ребру моего камня, стукнула другим. Мелкая крошка прилетела мне в глаз, и это была крошка того камня, которым я била. Что ж, это будут длинные пять лет. Но у меня все еще нет выбора.

* * *

Я пропустила момент, когда перестала слышать Бабкин храп и музыку с линейки, кстати, тоже. Глыбина крошилась очень медленно, но крошилась, и мне казалось, что я занимаюсь не ерундой. Внешне она почти не изменилась за то время, что я ее долбила: такая же обшарпанная глыба, с кучей мелких сколов, которые ни на что не способны повлиять. Только я знала, что вот эту крошечную бороздку внизу сделала я.

– Ты чего там творишь? – Бабка заглянула в окно.

– Чеканкой увлеклась.

Нет, чеканка это по металлу. По бетону что-то другое должно быть. Хотя какая разница? Бабке все равно.

– Я пойду прогуляюсь. Тебе принести что-нибудь?

Какая забота, я сейчас заплачу!

– Приведите. Кого. Нибудь.

– Да кого ж я тебе приведу-то?

Я устала с ней спорить. По-моему, она не в маразме, а просто вредничает. Ей нравится смотреть, как я мучаюсь.

– Тогда принесите мне телефон! – осенило меня. – Желательно заряженный.

– Милая, где ж я тебе такой возьму? Это ж не ружье!

– Тогда приведите кого-нибудь. Не обязательно с ружьем. Просто кого-нибудь.

– Да кого ж я тебе приведу-то?

Я долбанула по арматуре и не ответила. Бабка еще поворчала, что я ее игнорирую, пошуршала пакетами, собралась и ушла.