* * *

Бармен в небольшой забегаловке неподалеку от Чикагского кладбища был человеком широким и терпимо относился к человеческим слабостям. Вот и на этот раз он не обратил ровным счетом никакого внимания на тщедушного человечка с какой-то металлической штуковиной в руках. Этот тип так неудержимо опрокидывал одну рюмку за другой, будто завтра собирались объявить сухой закон.

Прикончив очередную порцию, человек вышел. «Наверное, отправился звонить жене, — подумалось бармену, — сейчас будет плакаться, лепетать всякие извинения».

А Дулан в который раз набирал телефон междугородней:

— Пожалуйста, соедините меня с Римом.

— Минутку.

— Пожалуйста, постарайтесь, чтобы на этот раз линия была свободна.

Он непременно должен дозвониться, чтобы хоть кто- нибудь мог разделить с ним это потрясающее открытие. Дулан набрал номер и ждал.

— На проводе, сэр.

— Слава Богу, — пробормотал священник, барабаня пальцами по стене.

— Но, к сожалению, нужного вам человека нет сейчас на месте.

— Пожалуйста, попросите, чтобы его поискали.

— Минутку, сэр.

Эта минутка ожидания обернулась для Дулана вечностью. Наконец он услышал голос Финна. Внезапно за спиной священника нестройный хор пьяных голосов разори грянул какую-то песню, и Дулану пришлось заткнуть одно ухо. Он весьма сумбурно и бегло пересказал все, что успел выяснить. Когда Финн благодарил священника, тому совершенно отчетливо послышалось в его напряженном голосе крайнее волнение. Дулан в изнеможении привалился к стене. «Ладно, пропущу напоследок еще одну, и пора домой», — мелькнуло у него в голове.

— А, так вы священник, — полюбопытствовал бармен. — Мне вот тоже частенько приходится выслушивать тут всякого рода исповеди, — добавил он.

— Неужели? — Дулан уставился в пустое рюмочное донце и раздумывал над очень серьезной проблемой. «Пойдет или не пойдет следующая, — прикидывал он в уме. — Да, здорово я сегодня набрался. Зато шок прошел». Теперь он сможет уснуть сном младенца, и его больше не будут мучить кошмары.

Священник шагнул из дверей бара в ночь. И тут его снова охватила дрожь. Погода менялась. Поднявшийся ветер нагнал на озеро рябь; облака, набегающие с востока, стремительно уплотнялись и укутывали луну.

Дулан распахнул кладбищенские ворота, намереваясь пересечь кладбище и дойти до ближайшей стоянки такси.

— Это самый короткий путь, — бросил напоехедок бармен.

Спотыкаясь, Дулан брел по тропинке. Он прижимал детектор к груди, словно индеец свое заветное оружие. И вдруг почувствовал острый приступ тошноты. Да, не стоило ему пить столько виски, да еще вдобавок и пива. К таким дозам его организм просто не привык.

Дулан мельком глянул на усыпальницу Торнов, и ему почудилось, будто там что-то движется: какие-то желтые огоньки. Дрожа с ног до головы, он понял, что его вновь начинают мучить кошмары. Дулан ускорил шаг. Наклоняя голову и уворачиваясь от усилившихся порывов ветра, он перешел почти на бег. Священника охватило смятение при мысли о том, что он потерял дорогу. Ноги его были исколоты растущим по обеим сторонам тропинки кустарником. Споткнувшись о какую-то надгробную плиту, Дулан вздрогнул от неожиданности, услышав, как вдруг заработал детектор. Он попытался нащупать выключатель, но это ему не удалось, и тогда он бессмысленно уставился на экран. Прибор оказался сфокусирован на содержимом могилы, и Дулан разглядел череп. Этот череп ухмылялся и пялил на священника свои пустые глазницы. Дулан почувствовал, что теряет сознание. Повернувшись, он бросился бежать куда глаза глядят. Дулан несся наугад, волоча за собой прибор.

Ему хотелось бежать и бежать, но силы внезапно покинули его, ноги одеревенели, и Дулан привалился спиной к какому-то обелиску. Священник закашлялся, а когда поднял голову, увидел перед собой статую ангела. Он вздрогнул, и тут его стошнило. Спазмы продолжались несколько минут. Застонав от боли и отвратительного запаха, Дулан вытер рот кончиком рукава. Прибор все еще работал, и на экране возникали цветные изображения.

Дулан заставил себя посмотреть на экран, и на этот раз увидел скелет животного. Это был скелет собаки, скорее всего гиены или шакала. Священник попытался подняться. Ему вдруг показалось, что кости зашевелились. Дулан, как зачарованный, смотрел на экран, не в силах отвести взгляд.

Воздух здесь был пропитан зловонием, и Дулан полез в карман за носовым платком, чтобы прикрыть нос.

Священник с трудом отстранился от обелиска и двинулся по направлению к воротам. Пристально вглядываясь вдаль, он различал только бесконечные ряды надгробных плит. Бормоча молитву, Дулан пробирался вперед, выставив перед собой детектор, словно слепой — посох. Неожиданно прибор уперся в двойное надгробие, надпись на котором гласила:

ДЖОН И МАРТА КАРТРАЙТ

Мир праху их во веки веков

На экране возникли кости усопших Марты и Джона. Между ребрами скелетов ползали белые черви и какие-то личинки.

И тогда из горла Дулана вырвался истошный вопль. Казалось, этот вопль не мог принадлежать ему. Продолжая кричать, священник бросился прочь от этого ужаса. Он мчался наобум, не разбирая дороги. Споткнувшись, он разодрал бедро, но боли не почувствовал.

Он бежал и бежал, выкрикивая на ходу лишь одно слово: «Святотатство», которое эхом отдавалось в высоких кронах деревьев. Дулан несся вперед, пытаясь отделаться от видения оскалившегося черепа, но оно так четко отпечаталось в его мозгу, что стереть это видение не было никакой возможности.

Дулан не заметил свежевырытой могилы. И лишь когда его пронзила резкая боль, он понял, что упал в могилу. Дулан попробовал повернуть голову. Но даже это ему не удалось. В рот набилась земля, а высоко над собой он разглядел насыпь по краям могилы. Он мог двигать только глазами. Ног своих он не чувствовал. Жуткий, панический страх сжал его сердце, и Дулан с большим трудом поборол его, чтобы хоть как-нибудь попытаться сосредоточиться.

«Онемение скоро пройдет, оно — всего лишь следствие потрясения и шока», — сам себя уговаривал Дулан. Очень скоро все ощущения вернутся к нему и он почувствует наконец ноги. А пока краешком глаза он видел лишь свою неестественно вывернутую руку. Никогда раньше он не ломал ни руку, ни ногу. На какое-то мгновение его опять охватила паника, он прикрыл глаза и забормотал молитву, а вновь открыв их, заметил в лунном свете смутную тень, чьи-то зыбкие очертания у края могилы.

Дулан прищурился. Он разглядел голову собаки. У той была массивная морда, а глаза, полыхающие желтоватым пламенем, словно буравили священника. И только теперь понял Дулан, почему возле склепа не выставлялась охрана, по ночам его стерегли вот эти псы.

Дулан уставился собаке прямо в глаза и истерично хохотнул. Он чувствовал себя, как альпинист, погребенный под снежной лавиной. Молитва подбодрила его. Однако в этот момент гнусный запах тления вновь ударил в нос, и