Терять позицию не хотелось. Закрепившись на своём участке, Брусилов наравне с полевыми укреплениями озаботился о подведении подъездных путей, соединяющих позиции с тылом, а также ряда рокадных дорог, облегчавших связь и коммуникацию по фронту.

К тому же в свете предстоящего наступления к переднему краю были подтянуты армейские склады и тыловые магазины. И если поступит приказ «отступать», эвакуировать запасы будет крайне затруднительно.

– Абсолютно с вами согласен, Оскар Казимирович! – отвечал он по телефону Гриппенбергу. – Ежели случится подобное, совершеннейшая выйдет бестолковщина!

Согласно так и не утверждённому плану наступления, вверенные Брусилову части должны были действовать в смычке с 1-м Сибирским корпусом, по сути «ударным», при фланговой поддержке конницы генерала Гурко.

Оскар Казимирович напомнил, что в случае приказа из ставки на контратаку надлежит следовать именно этим наработкам.

Сейчас же предстояло удержаться на занимаемом рубеже, выдержав наступательный порыв противника.

* * *

Ожесточённые атаки японцев отбивали в течение всего дня. Разной интенсивности и направлений в пределах фронтальной обороны корпуса.

По обрывочным телеграфным сообщениям то же самое происходило и на других участках фронта.

Из ставки Куропаткина пришёл приказ «держать оборону», «дать отпор», «чинить препятствия».

В общем, надо же (!) – почти «ни шагу назад».

Брусилов лично контролировал ситуацию на передовой, переместив полевой штаб поближе к боевым действиям.

Натиск противника в первой линии как всегда был особо яростным. Длинные плотные японские цепи с фанатичным упрямством пёрли на позиции русских, сопровождаемые вторым эшелоном, где позволяла местность – развёрнутым фронтом, где повзводно, где поротно в колоннах.

Между цепями придерживали расстояние метров в триста. Иногда двигались перебежками.

Складки и неровности позволяли им приближаться на довольно близкие дистанции для атаки. Концентрируясь в группы прорыва, узкоглазые с криками «банзай» бросались на русские укрепления.

– Ваше превосходительство! – Батальон Богатырёва по-прежнему обретался в тылу. Сам штабс-капитан находился при полевом штабе Брусилова, томясь бездействием. – Ваше превосходительство! Не в ущерб делу из состава подразделения могу направить снайперов – выбивать офицеров и взводных командиров противника. А также для поддержки в обороне на опасных участках выделить все наличные пулемётные подвижны́е огневые средства – тачанки. Рокадные дороги, несмотря на распутицу, вполне обеспечат их быструю передислокацию.

Не отрываясь от бинокля, глядя на заволакиваемые дымом сопки, генерал сухо согласился:

– Не помешает. Извольте распорядиться.

Но и без того за свои позиции Брусилов был уверен. Оборону своего корпуса он строил, опираясь на полученные в Петербурге «новые уставы», заставив солдат окапываться в полный рост, обеспечив защищённые дефиле для резервов. Артиллерию разместили укрыто с устройством запасных позиций, организовав перемещающиеся вышки для корректировки стрельбы. Особое внимание уделили средствам связи и коммуникаций.

Знал, что подобный подход применил и Гриппенберг, подозревая, что Оскар Казимирович тоже получил подобные инструкции перед отправкой в Маньчжурию.

Более того, расположение его корпуса для ознакомления с постановкой обороны, посещали и другие корпусные командиры. Когда в скепсисе, но в большинстве с пониманием.

Приезжал оценить подготовку лично генерал от инфантерии Линевич, Николай Петрович. Не без нелепого курьёза.

Осматривая укрыто расположенные батареи, Линевич, видимо, всё не мог взять в толк, как артиллеристы будут стрелять, не видя противника.

Просил пальнуть и даже намеревался взобраться на вышку для оценки точности выстрела.

Ему хоть и объясняли, что позиция батареи японцам ещё неведома и не стоит её раскрывать преждевременно, старый генерал всё ж настоял на своём.

Пальнули!

«Папашка» (как за глаза называли низшие чины генерала) кряхтел, радовался сноровке расчётов, благодарил за молодецкую службу, следуя дальше.

А матерящимся сквозь зубы артиллеристам приходилось менять позиции.

* * *

Рассчитывая на быстрый успех именно на правом фланге, генерал Ояма был неприятно удивлён. Разведка докладывала, что тут ему противостоит недавно прибывший и уже сумевший показать себя при Шахэ генерал Брусилов. Даже восточное крыло его войск, занявшее рубежи именно на горной местности, действуя небольшими силами в скальных теснинах, умудрялось наносить существенный урон наступающим, превосходящим в численности и умении (а в этом генерал не сомневался) японским соединениям.

Все попытки охвата натыкались на неожиданно точный огонь артиллерии. Докладывали, что русские стали отказываться от тактики прямой наводки и переняли опыт с использованием наблюдательных вышек, которые возникают на короткое время то тут, то там по периметру обороны, не давая возможности оперативно сбить их. Как и сложно оказалось подавить русские пушки в контрбатарейной игре.

На угрожаемые участки противник умудрялся почти мгновенно перебрасывать подкрепления, выкашивая плотным пулемётным огнём атакующие цепи и колонны.

Поменялась и пехотная тактика – плотные боевые порядки всё чаще заменяются цепями, двигающимися перебежками, обходными манёврами.

И по-прежнему «русские медведи» были подавляющи во фронтальной штыковой атаке.

Левее Брусилова стоял 1-й Сибирский корпус генерала Штакельберга. Здесь две японские гвардейские бригады, пользуясь неожиданным туманом, сумели сбить боевое охранение, выйдя на атакующие рубежи. Однако концентрации для удара не получилось. Туман так же неожиданно рассеялся, и русские отразили атаку огнём с близкой дистанции. А затем штыковым нахрапом и вовсе отбросили гвардейцев.

В целом и на этом участке русским удавалось малыми тактическими отходами и контрударами, а когда и жёсткими встречными ударами оставаться на своей линии обороны.

Что касается центра русской армии, Ояма не сомневался, что его-то Куропаткин как всегда защитил лучше всего. Тем более что здесь гайдзины уцепились в железную дорогу с удобной коммуникацией и подвозом подкреплений. Поэтому японский командующий, лишь обозначив активность и демонстрацию, стремления к лобовой атаке не проявлял.

Вторая гвардейская бригада смяла первую линию обороны противника и на достигнутом рубеже стала окапываться. Тем не менее, подтянув артиллерию, дабы создать у русских впечатление, что именно здесь осуществляется подготовка исходного положения для предстоящего решительного наступления.

Главный удар Ояма решил нанести на левом фланге, затеяв перегруппировку, стягивая войска на этом направлении.

«Не удалось на правом фланге? – не терял спокойствия японский главнокомандующий, зная насколько нерешителен и неповоротлив его оппонент. – Что ж! Попробуем выбить у „русской табуретки“ пару ножек в другом месте. Начнёт падать – потянет за собой всю конструкцию».