В следующее мгновение он уже заскользил вниз по тропе, добрался до жерла пещеры, дважды сверкнул фонариком и застыл в ожидании, уставив руки в боки, однако ничего не произошло. В итоге мексиканец полез внутрь.

Через несколько секунд он выскочил оттуда, разводя руками, что означало неудачу. Но не все новости оказались плохими.

— Она до сих пор здесь живет, — объявил Мойсес. — Внутри я приметил следы огня и корзину со свежими фруктами. Видать, она куда-то ушла.

Я окинул взглядом гигантское море лавы и спросил:

— Ушла? Куда?

— Каменная женщина прекрасно знает эти места и ищет лечебные травы, чтобы лечить свои недуги. Она старая. Хотите посмотреть ее жилище?

— Это будет нехорошо, — решила Сара. — Мы подождем здесь.

— Возможно, она всю ночь не вернется, — предупредил Мойсес. — Каменной женщине нравится бродить по ночам. Иногда она доходит до самого Руидосо — это деревушка здесь неподалеку — или даже до Аламогордо, хотя это и запрещено.

— Аламогордо? А это где?

— В долине Мертвеца, — ответил мексиканец. — Как раз там, где взорвали эту бомбу, о которой говорят по всему свету.

Во взгляде Сары я прочел то же слово, которое прозвучало и в моей голове, — Тринити.

— Но сегодня она точно не забралась так далеко, иначе взяла бы фрукты с собой. Каменная женщина мяса не ест.

— А откуда у нее фрукты? — Эта мысль меня заинтриговала. — Она что, наведывается в Каррисосо за покупками?

— Никогда! — воскликнул Мойсес, — Там ее не ждет ничего хорошего. По поселку ходят слухи, что она колдунья, потому что всякие чужаки приходят к ней с просьбами о помощи. Они приносят ей пищу, а каменная женщина ими командует, несмотря на то что эти люди делают свои дела где-то очень далеко.

— Какие дела? — изумился я. — И где это далеко?

Мойсес пожал плечами и зевнул. Он рассказал нам все, что знал.

— Вы точно собираетесь провести здесь всю ночь? — еще раз переспросил мексиканец, уже собираясь уезжать.

— Мы немножко подождем, — совершенно спокойно ответила Сара.

Поспешно распрощавшись, Мойсес затрусил вниз по склону. Было видно, как он шагал в сторону пустого лагеря, потом и вовсе затерялся среди голубых скал.

Наступила абсолютная тишина, от которой даже болели уши.

Мы уселись на ровном участке холма. Сара обняла меня рукой за талию и положила голову мне на плечо. Мы просидели так довольно долго, словно супружеская чета, которая достигла края света и не надеется, что может произойти что-либо еще. Я не помню, как заснул, но когда раскрыл глаза, моя голова лежала на коленях у Сары. Француженка мягко гладила мои волосы. Ночь в пустыне постепенно озарялась багряным светом — он поднимался над далеким горизонтом, словно покрывало.

Тишина больше не была абсолютной. Какое-то легкое потрескивание заставило меня приподняться, чтобы понять, откуда оно доносится.

— Это там, — взволнованно шепнула Сара, указывая на вход в пещеру.

Внутри трепетал слабый свет.

Если очистить иудаизм (в том виде, в котором его проповедовали пророки) и христианство (в том виде, в котором его проповедовал Иисус) от всех последующих дополнений, особенно сделанных священниками, то останется учение, способное исцелить все социальные болезни человечества.

Альберт Эйнштейн

У каменной женщины были длинные седые волосы и кожа морщинистая, точно иссохшая земля. Тем не менее глаза ее были так же полны жизни, как и у Лизерль на фотографии, которую мы видели на Статен-Айленде. Тот же блеск любопытства, что и на всех снимках Эйнштейна.

Без сомнения, эта преждевременно состарившаяся женщина была Милева, дочь Лизерль и ее второго мужа, внучка Альберта и Милевы.

Мы достигли цели своего путешествия.

Милева пригласила нас в свою пещеру тем же нежным голосом, который я слышал по телефону. Именно он зачитывал письмо Эйнштейна к Рузвельту на пленке в «Манки-тауне». Быть может, именно эти морщинистые руки надписывали почтовые карточки, позволившие устроить встречу в городке за тысячи километров отсюда.

Как она это все проделала — оставалось загадкой, которую мы вскоре сможем раскрыть. Но вначале нам предстояло получить ответы на другие вопросы, клокотавшие, словно отвар в котле, с которым управлялась сейчас каменная женщина.

— Вы проделали долгий путь, чтобы познакомиться со старухой, забытой миром, — произнесла она по-испански с легким мексиканским акцентом. — Но боюсь, вас ожидает разочарование. У меня есть для вас множество ответов, но нет того, который вы ищете.

Мы уселись на овечью шкуру перед широким ровным камнем, который служил нам столом. Милева взяла большой половник, наполнила три наши чашки отваром пустыни и устроилась по другую сторону камня. Ее длинные седые пряди ниспадали на наряд, похожий на индейское пончо.

— Если то, что ты нам скажешь, не имеет значения, тогда зачем же ты по всему свету оставляла следы, ведущие в эту пещеру?

Старуха дружелюбно улыбнулась и ответила:

— Я не говорила, что мои слова не имеют значения. Я хочу поделиться с вами тем, что полагаю жизненно важным для мира, вот только не раскрою вам последнюю дверь. Это не моя задача. Если начистоту, мне тоже неизвестно, что там, за дверью.

Француженка смотрела на эту даму из пустыни глазами, полными слез. Я понял, что для Сары сама встреча с внучкой Милевы Марич являлась наградой, оправдавшей все наши скитания. Но у меня было иное мнение.

— Есть люди, чье ремесло — убивать тех, кто приближается к «последнему ответу». — Я намеренно упомянул цель наших поисков. — По ту сторону двери должно скрываться нечто важное, раз уж люди, желающие присвоить себе эту тайну, повсюду сеют смерть.

— Убить можно и ради чего-то невиданного, неизвестного, — произнесла каменная женщина. — Так поступали европейцы, искавшие Эльдорадо, и делают самоубийцы, ищущие Бога. Но не бойтесь, нас защищает пустыня.

Мне подумалось о нашем Мойсесе. Если те, кому нужен «последний ответ», его отыщут, то они найдут и дорогу к этому убежищу.

— Что же они надеются получить? — вмешалась Сара, которой не удавалось справиться с волнением.

— Да мало ли… Может быть, новый источник энергии для пропитания машин этого обезумевшего мира. Или им просто нужна единая теория поля, чтобы получить Нобелевскую премию по физике. Любая одержимость способна на убийство, однако боюсь, что за дверью нас поджидает нечто совсем иное.

Речи Милевы, исполненные метафор, бредущие по кругу, начинали действовать мне на нервы, и я решил выступить в роли прагматичного журналиста:

— Пусть мы и не можем открыть эту «последнюю дверь», но ты, наверное, способна показать нам другие комнаты в доме твоего деда. Удалось ли ему в итоге обнаружить формулу, объединяющую четыре основные силы?