— Ты говоришь о Гарвее, который выкрал его мозг?

— Да-да, — ответила Милева, снова наполняя чашки отваром. — Мы с ним познакомились. Ведь этого человека интересовало все, что имело отношение к моему деду. Он даже предложил подарить мне часть его реликвии — то же самое он предлагал Эвелине, — только я отказалась. Для меня важнее результат сорокалетних исследований этих мертвых нейронов.

Сара склонила голову, чтобы лучше слышать, и спросила:

— И что же обнаружили?

— Ничего, в этом-то вся и соль. Мозг Альберта Эйнштейна ничем не отличался от любого другого. Если уж его исключительность заключалась не в мозге, то следовало искать ее где-то еще. Я знаю, где именно.

Мы с Сарой застыли в молчании, а каменная женщина долго на нас смотрела и в конце концов изрекла:

— Секрет заключался в сердце. Вот что нужно было изучать и анализировать, потому что «последний ответ» находится в сердце.

Тогда Милева продемонстрировала нам свои научные познания. В 1990-х годах группа нейрокардиологов установила, что сердце заключает в себе второй мозг, состоящий из сорока тысяч нервных клеток и сложной сети нейрорецепторов, дающих возможность нашему главному жизненному органу обучаться, запоминать и реагировать на любой внешний стимул.

— Вот почему в человеческих эмбрионах сердце формируется раньше, чем мозг, — добавила Милева. — Другое доказательство мощи сердца — это порождаемое им электромагнитное поле. Установлено, что оно в пять раз сильнее, чем поле, порождаемое мозгом. Электромагнитные колебания сердца ученые сейчас могут зафиксировать с расстояния в три метра.

Мне, простому популяризатору науки, было трудно поверить в заключения внучки Эйнштейна, и я прямо высказал ей свои сомнения.

Каменная женщина взглянула на меня, улыбнулась и продолжила:

— Я приведу тебе решающее доказательство. Нашей жизнью распоряжается не мозг. Тебе известно, какой единственный из наших жизненно важных органов не подвержен влиянию рака?

— Это сердце, — растерянно ответил я.

— Именно так. На это должна иметься какая-то важная причина.

Мы созданы и ведомы тем, что любим.

Иоганн Вольфганг фон Гёте

Вторая ночь прошла в долгих разговорах с каменной женщиной, а затем и с Сарой. Они продолжались, пока сон не сморил нас. Среду я потратил на то, чтобы забить в компьютер все, что нам постепенно открывалось.

«Первый ответ» Милевы уже прозвучал как откровение. Быть может, он приоткрывал нам дверь к «последнему ответу». Я с детства задавался вопросом, почему мы считаем ответственным за наши чувства орган, который впитывает кровь и распределяет ее по всему организму. Не поместить ли эту область в мозге, который — как принято считать — порождает наши мысли и эмоции?

Теперь я знал, что в груди у нас хранится больше, чем мы могли бы себе вообразить.

Сара вспомнила один фильм по биологии, особенно поразивший ее. Снимали желток яйца, по поверхности которого плавало красное пятнышко крови. Когда его увеличили под микроскопом, ученые увидели, что этот малюсенький сгусток бьется, хотя сердце птицы еще не сформировалось.

Это доказывало, что порыв к жизни возникает даже раньше, чем орган, который позволяет нам жить.

Каменная женщина уже дожидалась нас в углу пещеры. На сей раз, после ритуала с горным отваром, именно Сара решилась заговорить о втором вопросе, обещанном нам Милевой.

— Мы давно уже столкнулись с формулой Е = ас²,— взволнованно начала француженка. — Она попадалась на нашем пути много раз. Мы вертели ее и так и сяк, но не пришли к общему заключению, что означает это «а».

Милева прикрыла глаза и улыбнулась, словно вспоминая момент, когда дедушка открыл ей значение формулы. Потом она ответила:

— Если вы подумаете о сердце Альберта, вам будет легче найти ответ.

— Amor… — вырвалось у меня. — Если заменить «массу» на «любовь», то получится, что энергия равняется любви, помноженной на скорость света в квадрате. Что это, черт подери, означает?

Сара восторженно взглянула на меня — впервые я попал в точку! — а наша хозяйка решила пояснить мою догадку:

— Прежде всего нужно уточнить, о каком роде любви мы говорим. Любая формула должна содержать в себе только универсальные символы. Я хочу сказать, что определенная буква обязана соответствовать конкретному элементу. Конечно, «а» может обозначать «аmоr» в романских языках, но Эйнштейн, говоривший на языках германской группы, никогда бы не использовал этот знак.

— Да, это очевидно, — ответил я, пристыженный нелепостью своей догадки. — Придется отвергнуть любовь как движущую силу новой энергии.

— Наоборот, это блестящее умозаключение. Только давайте сначала договоримся, о какой любви идет речь.

— Что ты имеешь в виду? — почтительно спросила Сара, поднося к губам чашку с отваром.

Каменная женщина поднялась, подошла к выходу из пещеры и посмотрела на небо, усыпанное сияющими звездами. Затем она неспешно, словно старый учитель, который хочет, чтобы его урок запомнился навсегда, вернулась к нам.

— Древние греки, большие мудрецы, обратили внимание, что любовь — это не единое понятие. Она сочетает в себе три великих чувства. Первое — это Эрос, область желания. Благодаря Эросу мы все находимся здесь, поскольку желание заставляет людские тела соединяться. В поисках эгоистичного наслаждения мы создаем новую жизнь. Вторая область — это Филиа, дружба, основанная на общности. Любящий хочет не получать, а разделять. В дружбе мы дарим и получаем самое лучшее. Но самая возвышенная форма любви называется Агапе. Это чистое чувство. Оно побуждает нас отдавать все, не ожидая в ответ ничего, жертвовать, терпеть и прощать, призывает к состраданию и миру, объединяет в себе все. В отличие от Эроса Агапе — любовь не физическая, а духовная.

После этой речи мы невольно замолчали, уверенные в том, что будем помнить эти слова еще долго, когда покинем пещеру.

Я решился продолжить разговор:

— Так, значит, Агапе — это универсальный греческий символ. Вот что обозначает буква а в последней формуле Эйнштейна!

— Да, мы можем говорить об Агапе, или о любви, которая не ставит условий. Быть может, теперь вам станет понятен смысл буквы а. Создавая свою первую формулу энергии, мой дед после знака массы поставил с², то есть скорость света в квадрате, тем самым желая выразить число, почти столь же громадное, как и наше представление о бесконечности. Немного упрощая, скажу так: он хотел показать, что любая масса способна преобразоваться в почти безграничную энергию. Вот отчего говорится, что с помощью одной лишь сливы, если ее масса полностью преобразуется в энергию, можно воспламенить целый город.

В этот момент заговорила Сара: