года на московском направлении сложилась крайне серьезная обстановка. 15 октября в 11 часов утра находившихся в Москве наркомов вызвали в Кремль. Молотов, стоя, сказал, что все мы сегодня должны покинуть Москву и выехать в те места, куда перебазируются наши наркоматы, — в города Заволжья, Урала, Сибири. В Москве остаются лишь оперативные группы наркоматов по 20–30 человек. <…>

Вернувшись в наркомат, позвонил Сталину:

— Только что, как и другие наркомы, получил указание о выезде из Москвы. Но наши предприятия еще не закончили эвакуацию. Прошу разрешения остаться.

Сталин сказал:

— Хорошо, оставайтесь.

Остаток дня ушел на то, чтобы получить побольше вагонов. <…> Проверил, как обстоит дело с выездом из Москвы ученых и главных конструкторов авиационной промышленности. Им тоже приказано сегодня покинуть столицу. <…>

16 октября 1941 года. Первый звонок. Как ни странно, он не по авиационным делам. Валентина Степановна Гризодубова говорит, что в городе не ходят трамваи, не работает метро, закрыты булочные. Я знал Гризодубову как человека, которого касается все. Однако на этот раз, выслушав Валентину Степановну, спросил, почему она сообщает о неполадках в Москве мне, а не председателю Моссовета Пронину или секретарю Московского комитета партии Щербакову?

— Я звонила им обоим и еще Микояну, — отозвалась Гризодубова, — ни до кого не дозвонилась.

Пообещал Валентине Степановне переговорить с кем нужно, а у самого беспокойство: что делается на заводах? Решил сразу поехать на самолетный завод, где раньше работал парторгом ЦК. Сжалось сердце, когда увидел представшую картину. Вместо слаженного пульсирующего организма, каким всегда был завод, распахнутые ворота цехов, голые стены с вынутыми рамами и разобранными проемами, оставшиеся неубранными помосты, вскрытые полы на местах, где стояли станки. Щемящая сердце пустота. Лишь в механическом цехе несколько станков, а в цехе сборки последние самолеты на стапелях.

Рабочие подошли ко мне. У одной работницы слезы на глазах:

— Мы думали, все уехали, а нас оставили. А вы, оказывается здесь! Говорю:

— Если вы имеете в виду правительство и наркомат, то никто не уехал. — Говорю громко, чтобы все слышали. — Все на месте. На своем посту каждый, а отправляем заводы туда, где они смогут выпускать для нашей армии современные боевые самолеты, чтобы мы могли дать сокрушительный отпор врагу. У вас пока организуем ремонт боевых машин, а дальше видно будет. Когда отгоним врага, снова будем на вашем заводе выпускать самолеты. Так что давайте ковать победу: те, кто уехал, — там, а вы — здесь.

Еду на другой завод. Мысленно отмечаю — Москва та и не та. Какой-то особый отпечаток лежал на ней в это утро. Гризодубова оказалась права: не работал городской транспорт, закрыты магазины. На запад идут только военные машины, на восток — гражданские, нагруженные до отказа людьми, узлами, чемоданами, запасными бидонами с бензином.

На этом заводе застал возбужденно беседующих рабочих. Спросил, в чем дело. Молчат. Потом один говорит:

— Вот директор уехал и забрал деньги. Не хватило выдать зарплату.

В те дни на эвакуируемых заводах всем работающим кроме уже заработанных денег выдавали еще и за две недели вперед. Спросил исполняющего обязанности директора, почему не хватило денег? Объясняет: не дали в отделении Госбанка, сказали — денег нет. Я успокоил рабочих, объяснил, что директор выехал по указанию наркомата на новое место базирования завода. Туда скоро уедете и все вы. А деньги выдадут сегодня или в крайнем случае завтра.

Только вернулся в наркомат — звонок: срочно вызывали в Кремль, на квартиру Сталина.

Кремль выглядел безлюдным. Передняя квартиры Сталина открыта. Вошел и оказался одним из первых, если не первым: вешалка была пуста. Разделся и прошелся по коридору в столовую. Одновременно из спальни появился Сталин. Поздоровался, закурил и начал молча ходить по комнате. В столовой мебель на своих местах: прямо перед входом — стол, налево — буфет, справа по стене — шкаф.

В этот момент в комнату вошли Молотов, Щербаков, Косыгин и другие. Сталин поздоровался, продолжая ходить взад-вперед. Все стояли. Сесть никому он не предложил. Внезапно Сталин остановился и спросил:

— Как дела в Москве?

Все промолчали. Посмотрели друг на друга и промолчали. Не выдержав, я сказал:

— Был на заводах утром. На одном из них удивились, увидев меня: а мы, сказала одна работница, думали, что все уехали. На другом рабочие возмущались тем, что не всем выдали деньги: им сказали, что увез директор, а на самом деле не хватило в Госбанке дензнаков.

Сталин спросил у Молотова:

— А Зверев где?

Молотов ответил, что нарком финансов в Горьком. Сталин сказал:

— Нужно немедленно перебросить самолетом дензнаки. Я продолжал.

— Трамваи не ходят, метро не работает, булочные и другие магазины закрыты. Сталин обернулся к Щербакову:

— Почему? — И, не дождавшись ответа, начал ходить. Потом сказал: — Ну, это ничего. Я думал, будет хуже. — И, обратившись к Щербакову, добавил: — Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть булочные, магазины, столовые, а также лечебные учреждения с тем составом врачей, которые остались в городе. Вам и Пронину надо сегодня выступить по радио, призвать к спокойствию, стойкости, сказать, что нормальная работа транспорта, столовых и других учреждений бытового обслуживания будет обеспечена.

Помолчав еще немного, Сталин поднял руку:

— Ну, все. И мы разошлись, каждый по своим делам. Забот и нерешенных вопросов у каждого было так много, что никого не удивило, что встреча оказалась столь короткой.

А. И. Шахурин. Крылья победы.

Политиздат, М., 1985. С. 126–129.

К. Ф. Телегин, 19 октября 1941 года

<…> поздно вечером 19 октября П. А. Артемьева и меня срочно вызвали в Кремль на заседание Государственного Комитета Обороны.

С немалым волнением вслед за П. А. Артемьевым я впервые переступил порог кабинета И. В. Сталина, впервые в жизни встретился с ним, членами Государственного Комитета Обороны.

Выслушав наши доклады о прибытии по вызову, Сталин сразу же задал вопрос:

— Какое, по вашему мнению, положение в Москве? П. А. Артемьев четко доложил:

— Положение тревожное. Необходим более строгий порядок эвакуации. Паникеры будоражат население, это может дезорганизовать жизнь города. — Что предлагаете?

— Военный совет считает необходимым ввести в Москве осадное положение.

Сталин задумчиво прошелся по кабинету, потом произнес, как о деле давно решенном:

— Правильно! Тут же под его диктовку было записано постановление ГКО. «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100–120 километров западнее Москвы, поручается командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову… Оборона города на его подступах возлагается на начальника гарнизона города Москвы т. Артемьева…

В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов